Смертию смерть поправ

СТАРИК не спешит открыть форточку, высокую фортку добрых старых квартир, со шнуром, много раз надвязанным к рукоятке. Он не спешит, потому что знает, как ворвется сейчас голос двора в его тишину, как надо будет жить следующий день. Но вот открыл. И двор крикнул ему что-то.

33.

СТАРИК постоял у стола, где старая пишущая машинка ждет неоконченной страницей. СТАРИК прикрыл ладошкой зайчик, который сидел на клавишах, и сразу выпрыгнул из плена на руку. СТАРИК опять подкрадывается к нему рукой, опять накрывает его ладонью, а тот опять уселся сразу сверху и застыл, грея, лаская старика. Эта работа как раз для меня, ловить вот таких зайчиков, улыбнулся СТАРИК и провел доброй рукой по теплому металлу машинки.

34.

Вдох — глубокий, вдох-выдох — долгий, неподвижный, выдох-вдох — глубокий вдох-выдох — долгий неподвижный выдох — руки вверх — в стороны — вниз — руки вверх — в стороны — вниз — это называется физическая зарядка, и говорят, она очень полезна. СТАРИК любит делать зарядку, но не потому, что она полезна, тут у него есть основания посомневаться, нет, СТАРИКУ просто нравится этот иронический ритм, и эти странные движения руками — руки вверх — сдаюсь — ой, сдаюсь — руки в сторону — ей-богу, не знаю — руки вниз — слушаюсь — слушаюсь.

А какое это удовольствие приседать на два счета вниз, точно не зная, сумеешь ли подняться. Раз-два-раз-два-два. Раз.

35.

Если посмотреть на кухонные столы, то можно с уверенностью сказать, что здесь живут две семьи, а разноцветные трусишки и майки на бельевой веревке кричат, что их хозяйка мала и весела, чистые, белые и в ряпушку эмалевые разновидности, на белой доске над белым столом, говорят об несколько наивном, но явно современном вкусе хозяев и об их явном достатке.

36.

СТАРИК подошел к другому столику старому военной московской поры. СТАРИК элегантен. Светлая рубашка и рукава завернуты хорошо, лихо, только на два оборота манжет. Галстук естественно, немного ослаблен, ворот расстегнут. Он потрогал трусики и майки, и некоторые снял, чтобы не пересыхали, да и не болтались пестротой над головой, положил аккуратной стопкой на белый соседский стол.

37.

Старую заварку он вылил. Долго моет чайник холодной водой, потом сыпет из старой пузатой чайницы, вытертого временем китайца, большую горсть чая. Ставит все это на газ, варит чай по-английски.

38.

Заходит в ванную, и оттуда слышен шум электробритвы. Жужжит бритва, стоит на газовой плите чайник, покачивается пузатый китаец-чайник. Висят на длинной-длинной бельевой веревке детские добрые пустяки.

Долгое неподвижное одиночество.

39.

Он пьет крепкий чай с лимоном из старого толстого стакана. На черном, когда-то серебряном подносе масленка, сыр под стеклянной крышечкой с куском сахара, чтобы не засыхал. Ложка в стакане, он пьет, прижав ее указательным пальцем, просматривает газету.

Сидит некоторое время, бездумно опустив руку с газетой вниз и глядя перед собой.

Потом составляет все аккуратно на подносе и прикрывает газетой, которую сложил крышей домика. Опять немного постоял, словно понимая всю смехотворность его движений, словно открывая их скрытую ненужность и печаль.

Захлопнул лыжной бамбуковой палкой, которая стоит в щелях батареи, форточку, две плоскости стекла и дерева постукались друг о друга, потом стало опять тихо, ушел в тишину и говор двора.

Он втыкает острием лыжной палки в щель паркета, чуть качает палку, она клонится и успокаивается между ребер батареи. Все в порядке. СТАРИК садится за стол, закуривает, придвигает к себе машинку. Смотрит, но не видит написанного вчера. Крутит валик.

Начинает печатать. По сноровке, по спокойствию, по веселому стрекоту ясно, что это занятие знакомо СТАРИКУ, доставляет радость.

40.

Стучит в своем ритме машинка, заполняют черные буквы белую пустоту бумаги, белую пустоту экрана, белую пустоту тишины.

«14 мая, пятница.

Вот мы и добрели с тобой до этого дня, старушка. Хотя какая же ты старушка, ведь я купил тебя всего лишь лет тридцать пять назад совсем новенькой и очень важной, но ведь никто не знает, по какому счету вы там измеряете у себя старость, да и назвал я тебя старушкой, совсем не имея в виду возраст, а скорее нашу с тобой долгую дружбу. Сегодня день особенный вдвойне. Во-первых, и это, конечно, главное, сегодня — пятница, а в этот день по долгим традициям нашей славной квартиры мы убираем места общего пользования, а нынешняя неделя принадлежит мне, стало быть, и Великую Уборку предстоит делать мне сегодня. Конечно, я мог бы согласиться на предложение соседей убирать за меня, тем более что, как они говорили, их дочка играет на моем пианино, когда готовится к музыкальной школе, но нет, мы не позволим себе жить в роскоши, не отнимем у себя права и гордости творить добро безвозмездно, ну вот, ты посмеялась колокольчиком, и я рад, что мои странные шутки не сердят тебя.