Смертный приговор

С автоматами в руках, прижимаясь друг к другу, они вошли в торцовую дверь. Внутри было сумеречно, но когда глаза привыкли к темноте, увидели лесопильную раму, стоявшую вдоль стены, очищенную от пыли и заботливо смазанную. Увидели также машину, которую кто-то совсем недавно наладил и пустил. Результатом ее работы было то, что висело на зубчатых лентах, валялось на металлическом столе, по которому когда-то подавались доски. Это были куски человеческого тела в лужах застывшей крови. За пилорамой валялись обезображенные трупы — без головы, без ног...

Михаил крепко схватил Илону под руку, но на сей раз девушка стояла будто каменная, только в глазах, огромных, поблекших, замер страх.

Послышался едва внятный стон. Они бросились к трупам и выволокли здоровенного мужика, подававшего признаки жизни. Илона наклонилась над истерзанным телом и принялась нахлестывать мужика по щекам. Вскоре взор его приобрел осмысленное выражение. Он увидел склонившиеся к нему лица, спросил:

— Кто тут?

— Свои, — ответил Михаил.

— Хорошо. Die... эти?..

— Мы никого не видели.

— Скоро придут. Уходи, дочка... — человеку трудно было говорить. — Я из ОМОНа. Надо срочно своим... Дом советов в Тирасполе и вертолеты. Взорвут вертолеты...

— Машины четырнадцатой армии? — переспросил Михаил. — Я правильно понял?

— Провокация... армия чтоб нас поддержала. Тогда Румыния сможет выступить. Понял?

Омоновец уронил голову на кучу опилок, закрыл в изнеможении глаза. Л когда вновь открыл, встревожился:

— Вы еще здесь? Уходите...

— Подхватываем его, — скомандовал Михаил. — И деру!

Снаружи послышался шум, голоса.

— Поздно, лейтенант, — сказал прапорщик с горечью. — Они уже пришли. Я выглянул, там человек тридцать.

— Может, выскочим с другого конца?

— Ас ним как же, с раненым? — спросила Илона.

— То, что он нам сообщил, в сто раз важнее, — пробормотал Рохляков.

— Нет! — крикнула Илона. — Он опять потерял сознание. Человека бросят на пилораму.

Оставлять омоновца было преступлением. Так же, как брать с собой — чистейшим безумием, но ничего другого не оставалось. Михаил с помощью Рохлякова взвалил мужика на спину. Шагать с такой ношей было невыносимо трудно. Ноги дрожали, подгибались, глаза застлал туман. Сжав зубы, с трудом удерживая равновесие, он, сопровождаемый друзьями, прошел складское помещение и выбрался из лесопильни. Позади раздались негодующие вопли. Пришедшие обнаружили их недавнее присутствие.

— Хана! — пробормотал Рохляков. — Сейчас они разберутся, что к чему. Нам не уйти.

Михаил сумел протащить омоновца еще метров двести. Потом земля ушла из-под ног, и он рухнул на землю вместе со своей тяжелой ношей.

— Прибыли, лейтенант, к последнему порогу, — сказал Рохляков, опускаясь рядом. — Попал я, как говорится, из огня да в полымя. Что делать будем?

Они находились на склоне. Чуть выше и левее была ложбинка. Перед ней свалка металлолома, мусора, битого кирпича, Михаил знаком подозвал Илону.

— Ты сейчас помчишься к нашим, — сказал твердо. — Не вздумай возражать. Дом советов, военный аэродром — все под угрозой. Акция намечена на пять часов...

— Не могу я от тебя уйти, — разрыдалась Илона.

— Это приказ! — отчеканил Михаил, стараясь не глядеть на родное, мокрое от слез лицо. — Рядом с Носенко стоит батальон гвардии «Днестр». Ты обязана туда попасть и сообщить. Может, еще успеешь привести подмогу.

Илона посмотрела на суженого долгим взглядом, точно прощалась навек. Судорожно поцеловала и стремглав ринулась вверх по косогору. Вдвоем с Рохляковым они оттащили не приходящего в сознание омоновца, уложили за груду железа. Сами пристроились по бокам. Боеприпасы поделили поровну: по четыре снаряженных рожка на нос. Патроны нужно было экономить.

Из лесопильни вывалились люди. Они что-то кричали, отчаянно жестикулировали. Сбившись в кучу, заспорили. Потом так же скопом двинулись вверх.

— По-моему, пора, Илья, — сказал Михаил и, поймав в прорезь прицела бегущих, дал длинную очередь.

16

Как ни спешили Верман с Чепрагой, прибыли они в штаб к Носенко только к трем часам, когда батальон был уже поднят по тревоге. Появись они хоть на двадцать минут раньше, обнаружили бы связанного дежурного с кляпом во рту, спеленутого Носенко в собственном кабинете и валявшегося на полу в отключке начальника особого отдела Писарчука.

Но поезд, как говорится, ушел. Писарчук пришел в себя, подгоняемый проклятиями комбата подполз к нему и зубами разгрыз веревку. Освободившись, тот вскочил и, не помня себя от ярости, зарычал:

— Найду сволочугу, шкуру с живого спущу!

Писарчук никогда еще не видел Носенко таким разъяренным. И неудивительно: никто никогда не наносил шефу такого страшного оскорбления. Обнаружив в приемной связанного дежурного, Носенко, что есть силы, пнул того ногой, приговаривая:

— Раззява проклятый! Убью, с дерьмом смешаю! Разжалую в рядовые, в окопе сгною! Звони сейчас же повсюду, поднимай батальон по тревоге. Пусть ищут лейтенанта Обута! А черт, не Обута, сержанта Степанчика!

Вернувшись в кабинет, Носенко устало плюхнулся в кресло и презрительно бросил: