Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

В ответ на рефлексию мужских представлений об идеальной женственности в среде эмансипированных женщин зарождались концепции «свободного» и «универсального» материнства. Впервые идеи «свободного материнства», выражавшие протест против патриархальных ценностей и попытки самостоятельно определять свои социальные роли, стали демонстрировать шестидесятницы. Получив законченную формулировку на Западе, идея «свободного материнства» получила распространение в России. Важной составляющей концепта «свободного материнства» стала идея женской репродуктивной свободы. Представительницы эмансипированных кругов рассматривали неконтролируемое деторождение как главное препятствие к развитию женской свободы и источник многих социальных проблем. Конструкт «свободного материнства» в наибольшей степени повлиял на развитие женской самоидентичности, так как он позволял женщине самостоятельно делать выбор в отношении собственных социальных ролей, а также давал возможность реализовываться в различных сферах деятельности. Обращение к теме материнства в высших слоях было ответной реакцией на женскую эмансипацию; в то время как реализация мер по охране материнства и младенчества (социальные меры реализовывались в крестьянской и рабочей среде) была призвана улучшить демографическую ситуацию. Представительницы социалистических взглядов в рассуждении о половой свободе и репродуктивных правах женщины фактически обосновали идею этакратического гендерного порядка, в основе которой – превращение материнства в важнейший социальный институт, которому государство оказывает широкую поддержку, тем самым освобождая женщин для общественного производства.

Во второй половине XIX – начале XX века стали появляться радикальные формы женского поведения, нарушавшие традиционный взгляд на основное предназначение женщины, отказ от деторождения. Отказ от материнства впервые стало практиковать молодое поколение 1860‐х. Деторождению они противопоставляли получение научного (в противовес домашнему) образования (в том числе профессионального), социальную активность. Для многих представительниц либерального феминизма начала XX века материнские роли также занимали второстепенное место. Либерально настроенные феминистки считали правильным посвятить себя личному совершенствованию, борьбе за женские права, а не отдаться служению семье и детям. Многие из них оставались бездетными либо ограничивались рождением одного-двоих детей. Ввиду незрелости социальных институтов (отсутствие поддержки материнства и детства), зависимого положения женщины в семье и обществе, доминирования принципа «разделения сфер» в семейной жизни, малого участия мужей в исполнении родительских функций, материнство зачастую являлось для «новых женщин» эпохи не сосредоточением женских радостей, а приговором, ставящим крест на их личной свободе и самореализации. Отрицание деторождения в собственной жизни становилось протестом против навязанного извне конструкта идеальной женственности и средством, позволяющим реализоваться на иных (кроме материнства) поприщах человеческой деятельности. Тенденция отказа от материнства была связана не только с идеологическими причинами, но и с экономическими. Распад патриархального типа семьи, рост числа разводов, необходимость самостоятельно обеспечивать себя затрудняли реализацию в области материнства.

На пути к легализации аборта можно выделить ряд важных этапов, в каждом из которых доминировала определенная модель контроля рождаемости. До начала Нового времени «плодоизгнание» в России порицалось моральными и религиозными нормами, с XVII века оно стало уголовно наказуемым деянием. Отношение к абортам зависело от развития государственных и социальных институтов. Одна из первых попыток контроля репродуктивного поведения населения состояла в введении уголовного наказания за «плодоизгнание». История уголовного преследования за совершенные аборты показывала неэффективность и сложность привлечения женщин к суду, а значит, и самого государственного контроля. Суровый уголовный закон на практике оказывался малоприменим.

В 1880‐х годах в связи с буржуазным развитием, процессами урбанизации, женской эмансипацией существенно возросло число криминальных абортов. Происходила легитимация практики прерывания беременности в условиях ее законодательного запрета. Осознание неэффективности уголовных санкций против роста числа абортов сделало актуальным вопрос об их легализации. Быстрое и бурное развитие медицинского научного знания превратило врачей в важнейших социальных агентов, определявших норму и патологию в контроле над рождаемостью. Новый способ социального контроля над репродуктивным поведением индивида посредством медицинских институтов в противовес правовым мог стать более эффективным. С конца XIX века абортам был придан статус медико-социальной проблемы, в связи с медикализацией самой практики и появлением движения за декриминализацию абортов.