Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Религиозность составляла неотъемлемую часть нравственной жизни Е. Н. Лихачевой. 20 февраля 1817 года в соответствии с духовным завещанием брата, И. Н. Гурьева, она дала вольную принадлежавшему ему при жизни дворовому человеку Егору Никитину, числившемуся по данным 7‐й ревизии (1815)[821] в селе Пасаткино Кашинского уезда Тверской губернии[822]. Село это перешло во владение к Елизавете Николаевне по наследству от покойного брата[823]. Бывший дворовый человек Е. Никитин после освобождения его от крепостной зависимости намеревался принять монашество и с 18 октября 1818 года пребывал в Арзамасской Высокогорской пустыни[824]. Однако обретение личной свободы не исключало его из числа представителей так называемого тяглого состояния и не снимало сопряженной с этим обязанности несения государственных повинностей. Вместе с тем уже в XVIII веке, говоря словами М. Т. Белявского, «были запрещены пострижение в монахи и возведение в церковные саны белого духовенства людей из тяглых сословий»[825]. Поэтому для того, чтобы бывший дворовый человек мог беспрепятственно принять монашество, выполнение податных функций вместо него взяла на себя сестра его прежнего помещика, дворянка Е. Н. Лихачева[826], о чем свидетельствовало подписанное ею 7 марта 1821 года официальное обязательство: «…нежелая Лишить Его (Егора Никитина. – А. Б.) Столь душе Спасит<ел>ьнаго Подвига (курсив мой. – А. Б.), обязуюсь платить за него все Государственные Подати… Как доревизии так и После оной по Смерть Его Никитина…»[827]

В одном из писем после 1829 года[828] Елизавета Николаевна обращалась с назиданием к сыну, Петру Васильевичу Лихачеву, по поводу его отношения к религии, что вместе с тем позволяет судить о ее собственном восприятии православия как главной опоры в жизни и своего рода духовного пристанища: «…большое было для меня утешением видеть что религия была твоим якорем упираясь на оной мы неупадем, а ежели и падем то не разбиемса…»[829] Присущей религиозностью во многом определялось и тщательное исполнение ею материнских обязанностей и попечительство об экономическом благосостоянии детей.

После смерти мужа именно забота о детях составляла главный видимый смысл повседневной жизни Е. Н. Лихачевой. Люди, знавшие ее лично, даже усматривали в материнстве ее жизненное призвание. В письме от 14 января 1818 года княжна Прасковья Долгорукова, называвшая Елизавету Николаевну «сестрицей» (хотя они не были родными сестрами), пытаясь убедить ее не пребывать в горестном расположении духа из‐за болезни брата, советовала позаботиться о сохранении собственного здоровья и мотивировала это следующим образом: «…вы мать семейства, ваша жизнь драгоценна и нужна для ваших детей…»[830] Детей же у Е. Н. Лихачевой было четверо: три сына – Григорий, Иван, Петр и одна дочь – Анна[831]. Младших сыновей, даже когда они повзрослели, она любовно называла «Ваничкой»[832] и «Петрушей»[833], а Григория – более сдержанно «Гришей»[834], вероятно, потому что он был не только старшим среди ее детей, но и старшим мужчиной в семье.

В православной культурной традиции существовало представление об особой действенности материнской молитвы о детях. Согласно формуле Домостроя, «…матерьня молитва от напастеи избавит»[835]. Во время одного из военных походов сын Е. Н. Лихачевой, Петр, оказался в опасной для жизни ситуации, после разрешения которой написал об этом матери. Ее ответ сыну заключал в себе соединение материнского и православного дискурсов: «Милой друк мой Петруша. Писмо твое или лутче сказать описание твоего похода я получила. Что тебе сказать о тех чуств кои волновали мою душу читая оное. Матерь Божия и Михаило Архангел тебя спасли. Призывай их всегда напомощь и оне тебя сохранят…»[836] Далее в том же письме Елизавета Николаевна выражала переполнявшие ее чувства радости и благодарности Богу: «…мои чуства и сердце так полно от радосте что тебя Господь сохранил что я невсилах етаго выразить не знаю как Бога благодарить…»[837] Вслед за матерью к П. В. Лихачеву письменно обратились Д. Сиковнина и В. Шарапова[838]. Судя по словам последней, Елизавета Николаевна горячо молилась о сохранении жизни сына и молитвы ее были услышаны: «Благодарение Господу что он вас спас, и что вы существуете, подлинно ето Молитвы Маминьки вашей Господь вас сохранил…»[839]