Потом он перегнулся к ней через стол.
– Зоуи! Не согласитесь ли вы потанцевать со мной? – И, не успела она ответить, как он взял ее за руку и произнес: – Тогда пошли.
Много позже в тот вечер он сказал, что ночной клуб – единственное мыслимое для него узаконенное место, где он мог держать ее в объятиях.
Танцевали они не час и не два. Говорили не очень много: с первых же секунд она поняла, что он очень хороший танцор, и отдалась его ведению, а значит, и предугадывала каждое его движение. Она едва ли не позабыла, до чего любила танцы: не танцевала ни с кем еще с тех пор, как Джульетта не родилась. Он был лишь чуточку выше ее: время от времени она ощущала на своем лице его дыхание, – когда взгляды их встречались, он улыбался ей рассеянной, мечтательной улыбкой. Когда оркестр ушел на перерыв, они вернулись к своему столику и выпили шампанского, которое постепенно переставало охлаждаться в ведерке с тающим льдом. На столике – на всех столиках – стояла маленькая лампа под темно-красным абажуром, света ее хватало, чтобы видеть друг друга, зато абажур отсекал его, пряча в тени фигуры людей за другими столиками, это создавало что-то вроде романтического уединения, словно бы они сидели на берегу крохотного островка. В стороне, над танцполом светильники с потолка лили потоки света, постоянно меняя его яркость и цвет, отчего лица танцующих и обнаженные плечи женщин то багровели, то мертвенно бледнели, глаза людей блистали, посверкивали, словно подмигивая, бриллианты с наградами, когда пары оказывались внутри или вне потоков задымленного света.
Вновь заиграла музыка. Она повернулась к нему, готовая подняться, но он, вытянув руку, удержал ее.
– Пришло время мне соблазнить вас, – сказал. – Я не говорил вам, насколько вы прекрасны, потому что вам это, должно быть, известно. Ваше великолепие ослепительно – вы
– Делала когда-то, – сказала она, сразу же осознав перемену. – Делала. – Она умолкла: воспоминание ворвалось с какой-то ставящей в тупик неистовостью. Когда-то, припомнилось ей, все удовольствие от подобного вечера сводилось к тому, насколько поразила кавалера ее внешность. И если этого частенько недоставало для того, чтобы потешить свое тщеславие, ей приходилось забрасывать крючочки, чтобы выловить более неумеренные комплименты. Мысли об этом ныне вызывали у нее отвращение.
– … так согласны? Я не собирался вот так спрашивать вас об этом, но я просто должен знать.
Она стала было говорить, мол, не знает, мол, в чувствах своих еще не разобралась, влюблена ли она, мол, они только познакомились, но слова рассыпались, лишаясь смысла, по мере того как она их произносила. Она смолкла и просто подала ему свою руку.
Когда она проснулась на следующее утро, было светло, звонил телефон, Джека и след простыл. Ее одолевала сонливость, все тело ломило от стольких танцев и любовных утех. Она обернулась на подушку рядом – там была записка: «Зазвонит телефон – это я. Должен был на работу пойти». Выскочив из постели взять трубку, она увидела, что голая, но он оставил на стуле у телефона домашний халат.
– Не хочется тебя будить, но я подумал, вдруг тебе захочется время узнать.
– И сколько?
– Одиннадцатый час. Слушай. Могу я с тобой у тебя дома общаться?
– Общаться? Это ж очень далеко – Суссекс, я ж тебе говорила.
– По телефону… звонить, как вы выражаетесь.
– Думаю, это затруднительно. Единственный телефон у свекра в кабинете, и он почти всегда в него говорит.
– Тогда сможешь ли ты мне звонить?
– Возможно, смогу. В местном пабе есть телефонная будка, зато там не очень-то уединишься.
– Сможешь следующие выходные провести со мной? Тогда бы мы и придумали, как связь поддерживать. Смогла бы, как думаешь?
– Могла бы попытаться. Мне ж надо будет как-то известить тебя.
– Это мой рабочий номер. Может, придется держаться довольно официально. Я капитан Гринфельдт, на тот случай, если тебе придется позвать меня. Ну не смехота ли? Вести себя, как какой-нибудь шпион или дитя капризное.
– Так ведь приходится.
– Ты в моем домашнем халате? Я его там для тебя повесил.
– Да, в нем, на плечи накинула.
– Прошу тебя, приезжай на выходные. Они у меня нечасто свободные.
– Я очень постараюсь. Что-нибудь придумаю.
– Ты вправду единственная девушка в мире, – сказал он, а потом: – Должен идти.