Смятение

Невилла с Лидией, которые допустили большущую ошибку, пожаловавшись, что им нечего делать, отправили на выгон заполнить водопойный желоб для лошадей. Для этого нужно было наполнить два ведра (по одному на каждого) водой из шланга за конюшней, тащить, шатаясь, воду через арку в стене по узкой тропке из шлака мимо навеса для консервирования, мимо кучи компоста и сломанной собачьей конуры, по заросшей травой дорожке с выжженными солнцем колеями до желоба прямо у ворот, ведших на лошадиный выгон: пеший путь выходил длинным. Они сделали уже по четыре ходки, а желоб был лишь наполовину полон.

– Это еще и потому, что Мэриголд всю воду выпивает, когда нас нет, – ныл Невилл.

Обычное свое, почти машинальное ворчливое нытье по поводу задания они завели сразу, как только им было сказано, что надо сделать, – не осталась незамеченной и несправедливость заставлять их работать в каникулы, особенно в такой жаркий день, когда больше никто, они спорить готовы, не работает. Завистливо перечислялись праздные и пустяковые занятия взрослых: Дюши машинку гоняет, тетя Зоуи боль- ным в госпитале читает, тетя Рейчел шьет, тетя Долли (Задира) отдыхает (детишки закатывают друг перед другом глаза в приступе саркастического изумления), тетя Вилли уехала куда-то на машине что-то там такое забрать…

– Они все сидят, – подытожил Невилл.

– Вряд ли из сил выбиваются, мой дорогой, – согласилась Лидия. – Почему мистер Рен этого не делает? Подожди меня, мне надо руку сменить.

– Да ничего он не делает, только дерево в щепки переводит да по вечерам в паб ходит. Тонбриджу приходится иногда его домой отвозить, потому что он на ногах еле держится.

– Он травит себя выпивкой, – сказала Лидия.

– Но что он весь день делает? По-моему, это нам надо выяснить.

– Ой, Нев! Он же может совсем испугаться… особенно если его разбудить, когда он спит.

– Ну знаешь, ему на его хилых ножках так быстро, как нам, не побежать.

Они опять добрались до выгона. Старая гнедая пила из желоба. Она резко дернула головой и перевернула ведерко Лидии, вода выплеснулась на прокаленную землю и тут же испарилась.

– О боже!

– Тебе надо было сначала ее морду отвести в сторону. Нам придется заниматься этим практически весь день, а тебе надо будет еще один лишний разок сходить.

– Может, и не надо будет.

– Посмотрим, – произнес Невилл голосом Эллен.

Они пустились обратно, налегке с пустыми ведрами, теперь уже замечая всякое кругом: старую сирень у ворот кухонного дворика, к примеру, вокруг которой все кишело бабочками, спавшую на самом неудобном узком куске стены Флосси, чей длинный хвост свешивался, «как пестрая лента», заметил Невилл – он здорово начитался про Шерлока Холмса. Когда наконец они добрались до дверей конюшни, рядом с которыми торчал кран, а к нему проволокой был прикручен шланг, то попросту вдвоем пошли и сели на подставку для посадки на лошадь передохнуть.

– Значит так, этот день одно решает. Когда я стану взрослым, то буду на вольных хлебах, от других брать не стану ни копья на свою голову.

– Как это?

– Это значит, что не приходится делать того, что не нравится.

– Но что это значит?

Невилл ни малейшего представления не имел, но будь он проклят, если позволит девчонке узнать об этом.

– Есть такая южноамериканская змея, – начал он лекторским голосом, – исключительно ядовитая, называется «копьеголовая». Это отсюда идет. Змея только тогда людей жалит, когда ей нравится, понимаешь.

Лидия знала, что Невилл крайне интересуется змеями и читает о них все, что ему ни попадется, а потому объяснение приняла сразу же.

– Понятно, что во Франции копьеголовая на самом деле может быть на вольных хлебах, – сказала она. – Я спрошу у мисс Миллимент.

– Я б на твоем месте спрашивать не стал. Познания мисс Миллимент о пресмыкающихся всегда поражают меня своей неразвитостью. – Теперь он пустил в ход иной голос – школьного учителя, похоже. Ей хотелось указать ему, что копировать голоса незнакомых людей вовсе не смешно, но пересиливало желание сохранить его расположение: а вдруг он да и махнет рукой на ее лишнее ведро.

– Ты что про Муссолини думаешь?

– Я вообще о нем вряд ли думаю, теперь, когда его свергли, он уже не считается. Слушай, у меня идея.

У нее сердце замерло. Догадалась, что это будет связано с м-ром Реном. Так и вышло.

– Я заберусь по стремянке на сеновал и, если он спит, обрызгаю его из шланга и спрошу, почему он не носит воду лошадям. Можешь полюбоваться.

– А вдруг он не спит? Он же, может… – И она закончила фразу, шевеля одними губами: – Может, он слушал нас. – Она представила, как садовник слушает, улыбаясь своей мрачной жесткой улыбкой, и готовится наброситься на Невилла, когда тот долезет до верха стремянки… – Он может спихнуть тебя, – выговорила она.

– Я осторожно. Я его первым окликну. Если он отзовется, я до верха не полезу.

– Давай сначала свою работу закончим. – К тому времени, наверное, уже чай пора будет пить, а этого вечно голодный Невилл не пропустит.