Смог

Вот проходит женщина. Смотрит на Гешу мельком. Что-то есть у неё во взгляде… Не от Бритни, нет, — от Марины.

Он и сейчас не знает, как и почему так вышло, что он вдруг оказался женатым. Не собирался же, вообще не собирался, ничто так не ценил, как одиночество и волю делать, что хочется, идти, куда хочется и не касаться того, чего касаться нет охоты. Гормоны, видать, сделали своё дело, пакость такая.

«Нет, ничего не скажешь, первые два года (полтора, если уж быть совсем точным) прошли вполне себе. Потом было так себе. Потом… потом было ну его на хуй».

Вопрос: почему же ты, Геннадий Суренович, не развёлся?

На этот вопрос у Геши ответа нет, а одно только пожатие плеч:

— Да хрен его знает.

Удивлённый прохожий оглядывается. Но его неподкупный взгляд Геше не знаком, поэтому никакого отклика не вызывает. Он бредёт дальше своей припадочной походкой.

А вот когда навстречу выворачивают из переулка два пэпээсника, Геннадий Суренович невольно берётся за сумку, крепче прижимает её к себе. Как будто полицейским есть до него какое-нибудь дело, будто они могут ни с того ни с этого заподозрить Гешу в нехорошем и спросить, этак с прищуром: а что это у вас, гражданин, вид такой вороватый? А что там у вас в сумке?.. Да если бы и спросили… какое их дело, что́ это там такое.

И всё же, мимо них он проходит, стараясь не смотреть в глаза (как собакам), невольно выстрогав морду попроще, а взгляд позадумчивей — не вижу я вас, не вижу.

Разминулись.

Да, так что там про Маринку?.. А, да — стервь. Это он понял году на третьем, когда явилось на свет её ехидненькое «Геша». Вот тогда и распробовал он семейную жизнь по-настоящему, со всеми её прелестями. В общем, история древняя, как бивни мамонта: «Геша может ты встанешь с дивана и хотя бы пропылесосишь?», «Хомячок, когда, наконец, ты займёшься…», «Такое чувство, что я и баба и мужик…», «Нет в доме мужика, нет…», «Гешенька, может, ты вспомнишь, что я женщина и…», ну и конечно же «Деньги-Денег-Деньгам-Деньги-Деньгами-О деньгах».

Геннадий Суренович мстил иногда, если сильно доставало: мог не жрать сутки-двое под видом больного зуба (а Марина очень не любила выбрасывать еду и когда он молча сидел с кислой мордой, вызывающей на сочувствие), мог «нечаянно» разбить любимую женину чашку, мог файлы её поудалять, с понтом вирус… Ведал ли он, что судьба уготовила ему возможность отплатить по-настоящему — одним махом и за всё!..

В тот же, третий, год родилась Наташка. Сына Геннадий Суренович не хотел, потому что не в верил в свои способности к мужскому воспитанию. Да и был он домоседом, а с пацаном разве дома посидишь, перед ящиком — с ним то на каток надо будет, то на рыбалку, то ещё чего-нибудь из «мужских занятий» вспомнит эта стервь. А забабахав девку, Геша тут же умыл руки: ты же понимаешь, Мариночка, воспитание девочки — сугубо твоя обязанность. Я готов со своей стороны обеспечить отцовскую строгость и любовь, но всё остальное — твои заморочки.

Лет через пятнадцать стало в доме две бабы — две стерви, и играли на скрипке Гешиных нервов они уже на пару, в два смычка. Слава богу, младшая рано вышла замуж (красивая получилась тёлка) и свалила с муженьком-эстонцем в его замшелую Эстонию, а потом перебралась в страну конопляного дыма. Маринка с ней скайпилась-емэйлилась, но Геннадию Суреновичу рассказывала только о глобальных новостях вроде рождения внука. А Геше и не больно-то было интересно, ибо известное же дело: дочь — отрезанный ломоть…

На Косыгина — запруда. Столкнулись два драндулета, да прямо на пешеходном переходе. Козлы.

Осторожно — не дай бог уронить! — Геннадий Суренович перевешивает сумку на другое плечо. У бордюра едва не падает, поскользнувшись. Какая-то женщина тянется поддержать его: «Ой, тише, мужчина. Очень скользко».

Куда ты лезешь, дура, семь пудов подпирать!..

В неловком Гешином недопадении сумка взлетает чуть ли не выше головы и устремляется вниз, к его колену. В последнее мгновение он успевает убрать колено и в наклоне погасить ускорение сумки, чтобы избавить её (вернее, то, что в ней) даже от резкого рывка — мало ли что.

Уф, пронесло…

Рак заполз в Маринкин желудок потихоньку, исподтишка, незаметно, так что, когда заметили, было уже поздно. Врачи вскрыли, посмотрели, да тут же и закрыли — нечего там было уже оперировать. «У вашей супруги рак, — сказали они. — Неоперабельный».

«Неоперабельный?» — уточнил Геша.

«Неоперабельный, — подтвердил суровый врач. — Полежит недельку, швы заживут — забирайте домой».

Легко сказать — забирайте. А чего с ней дома делать? Ладно, говно вынести — хрен с ним, таблетки там дать, постель постелить. Но ведь она же орать будет по ночам — не уснёшь…