– В основном их вывезли на кораблях. Примерно двадцать процентов эвакуировали в капсулах транспортной системы – их можно использовать как спасательные шлюпки. Способов перевозки хватает: если есть время, можно сдвинуть с места орбиталища, а если времени недостаточно, то людей вывозят кораблями, капсулами подземки, другими видами транспорта и даже просто в скафандрах. Некоторые орбиталища эвакуировали путем снятия личностных слепков, оставляя недвижные тела. Разумеется, этот метод не срабатывает в тех случаях, когда субстрат, где хранятся слепки, уничтожают прежде, чем он успевает передать информацию дальше.
– А те, кто не уехал?
– Они отдавали себе отчет в том, что их ждет. Некоторые потеряли близких, у некоторых, возможно, помутился рассудок, но отказать им не осмелились; некоторые устали жить и/или одряхлели, у некоторых что-то пошло не так: они слишком поздно убрались с орбиталища, чтобы спастись телесно или перезаписаться, понаблюдав за происходящим, – отказала транспортная капсула, личностная запись или система перезаписи. А некоторые остались на орбиталище в силу религиозных убеждений. – Аватар перехватил взгляд Циллера. – Я записал все смерти, если не считать тех, что произошли из-за отказа оборудования. Я не желал, чтобы смерти оставались безличными, хотел удостовериться в том, что не забуду ни одной из них.
– Но это же ужасно!
– Называйте как угодно. Я должен был так поступить. Война меняет восприятие мира и ценностную шкалу. Мне эти действия представлялись знаменательными и ужасающими, а теоретически, исходя из первопричин, где-то даже варварскими, но никак иначе. Я отправил автономники, микроракеты, камеры и жучки на каждое из трех орбиталищ. Я наблюдал за каждой смертью. Те, кого испепеляли мои энергопушки или уничтожали Перемещенные мною боеголовки, погибали мгновенно. Те, кого сожгла радиация или разорвали ударные волны, продержались чуть дольше. Те, кого выбросило в открытый космос, умирали очень долго, харкая кровью, розовым льдом застывавшей перед их замерзающими глазами. Для некоторых земля буквально исчезала из-под ног, a атмосфера уносилась в вакуум, как палатка, сорванная бурей, и они задыхались в невесомости. Бóльшую часть я мог бы спасти; можно было задействовать Переместители, использованные мной для бомбежки орбиталища, или пойти на совсем уж отчаянные меры и эффекторами снять личностные слепки из замерзающих или горящих тел. На все это времени хватало.
– Но вы предоставили их своей судьбе.
– Да.
– И просто наблюдали.
– Да.
– Тем не менее они сделали выбор сами и остались.
– Действительно.
– А вы спросили у них разрешения на запись предсмертных мук?
– Нет. Если уж они возложили на меня ответственность за их убийство, то к записи без спросу наверняка отнеслись бы снисходительно. О своих действиях я всех предупредил заранее. Это спасло многих. Однако же не обошлось и без критики. Некоторые сочли мой поступок бесчувственным.
– А какие чувства вы испытали?
– Ужас. Сострадание. Отчаяние. Отстраненность. Восторг. Богоравность. Вину. Страх. Унижение. Удовольствие. Могущество. Ответственность. Омерзение. Печаль.
– Восторг?
– Это наиболее точные слова. Сея хаос и разрушения в космических масштабах, ощущаешь прилив восторга. А удовольствие мне доставили смерти тех, кто по глупости верил в несуществующих богов и загробную жизнь, хотя было и грустно, потому что эти люди умерли, одураченные собственным невежеством. Я получил удовольствие и от того, что мои сенсорные и боевые системы работали безотказно, и от того, что, вопреки собственным опасениям, выполнил свой долг с честью и поступил так, как, по моему убеждению, и должен был поступить морально ответственный индивид в сложившихся обстоятельствах.
– И этот опыт позволяет вам управлять миром с населением в пятьдесят миллиардов душ?