–
Квилан, не отвечая, выключил свет и растянулся на помосте.
– Нет, – наконец произнес он.
Он осознал, что говорит вслух, а не мысленно, и тут же понял, что не может произнести следующее слово. Он хотел снова сказать «нет», но с его губ не сорвалось ни звука.
Оказалось, что он не в состоянии шевельнуться. При мысли о параличе и полном подчинении чужой воле его снова охватил ужас…
–
Квилан шевельнулся и кашлянул, проверяя, слушается ли его тело.
– Я собирался сказать: нет, не хочу. Обсуждать это без надобности.
–
– Говорю же, все в порядке.
–
– И вообще, это не имеет никакого значения. Особенно ввиду того, что случится сегодня вечером. Все, дай мне поспать. Потом поговорим.
–
– Это вряд ли.
Он растянулся на кровати и стал смотреть, как колючие снежные вихри в беззвучной ярости налетают на прозрачный купол, что выглядело в равной мере комично и устрашающе. Ему стало любопытно, как воспринимает это зрелище разум другого, кто сейчас глядит на снег его глазами.
Он знал, что не уснет. Сон не шел.
Чуть больше десятка цивилизаций, впоследствии образовавших Культуру, переживая эпохи дефицита, вкладывали значительные средства в то, чтобы виртуальная реальность стала ощутимо реальной и как можно менее виртуальной. С возникновением Культуры, когда обычные деньги из стабилизирующей движущей силы превратились в тормоз развития и пережиток примитивной древности, было затрачено немало сил и времени – как биологического, так и машинного – на совершенствование различных методик, позволяющих убедить человеческие системы сенсорного восприятия в полной реальности иллюзий.
В существенной мере благодаря этим предварительным усилиям означенные виртуальные окружения, доступные гражданам Культуры, постепенно достигли такого уровня точности и достоверности, что с тех пор считалось необходимым – особенно в самом интенсивном режиме манипуляции искусственным окружением – с помощью особых синтетических сигналов напоминать субъекту, что он ощущает не реальность, но ее иллюзию.
И даже в тех режимах, где сращивание с иллюзией было менее совершенным, стандартные виртуальные переживания оставались настолько непосредственными и правдоподобными, что почти все люди, за немногочисленными исключениями наиболее последовательных приверженцев материальной формы существования, напрочь теряли способность разграничивать аутентичный и неаутентичный сенсорный опыт, и это повсеместно распространенное отношение являлось наивысшей степенью признания заслуг, упорства, сообразительности, фантазии и решимости индивидов и организаций прежних эпох, чьими стараниями в Культуре теперь любой мог испытать что угодно в любое время, в любом месте и совершенно бесплатно, ни на миг не задумываясь о том, что все это выдумки.
Вполне естественно, что в этих обстоятельствах – для большинства спорадически, для некоторых почти постоянно – единственной универсальной ценностью считалась возможность лично увидеть, услышать, унюхать, попробовать на вкус и вообще так или иначе ощутить нечто абсолютно и определенно реальное, без малейшей примеси жалких виртуальных поделок.
Аватар фыркнул:
– Они это на полном серьезе.
Кабе отметил, что смех аватара прозвучал на удивление искренне. От машины такого не ждешь, даже от человеческого ее подобия.
– Что именно? – уточнил он.
– Изобретают деньги, – сказал аватар, с усмешкой качая головой.
– А это вообще возможно? – недоуменно спросил Кабе.
– Нет, только отчасти. – Аватар подмигнул. – Это старая шутка.
– Знаю. «Для этого деньги и изобретут», – процитировал Кабе. – Ну, или что-то в этом роде.