Белый, широко открыв пасть, вонзился своими клыками в живот лисицы, вырвал кусок кожи, зацепив внутренности, и отрыгнул этот сгусток в сторону. Затем полностью, оставив только глаза, погрузил свой нос внутрь мёртвого тела, пробивая путь интенсивным маханием им из стороны в сторону. Он не ел, он, окунувшись, омывался кровью. Через несколько секунд достал морду, скорей всего сделать вдох, и от его вида стало жутковато. Белая шерсть на голове приняла насыщенный темный цвет, который отблескивала попадавшим на него светом луны. Волк посмотрел на нас и в его глазах был снова уверенный бесчувственный холод палача. Потом стукнул лапой по земле и один из лежавших напротив него поднялся, проведя точно такой же обряд омовением кровью. И так, после каждого удара, по очереди это сделали все остальные. Только самки продолжали, словно статуи, непоколебимо сидеть, отрешенно смотря вперёд.
Тихое рычание вожака подхватили остальные и на сцену вышли ещё три волка, ведя лисицу, окружив её с трёх сторон, словно конвой. Ей, судя по всему, повезло прожить немного больше, чем соплеменнице. Теперь это была полноценная футбольная команда с капитаном, лишь только тренер до сих пор оставался неизвестен.
У лисицы был приговоренный вид. Она шла, опустив голову, полностью отдавшись на волю своих палачей. Полное смирение, и ничего больше. Белый вышел навстречу, а волчицы, словно хорошие хозяюшки в доме, убрали мёртвое тело в сторону, освободив место для нового блюда. Конвой отошел в сторону, и вожак сопроводил будущую жертву к приготовленному месту. Пнув лапой по морде, он заставил лечь на землю, а потом, не убивая, приступил к трапезе, съедая её заживо, о чём говорила редкая нервная дрожь конечностей. Я не мог оторвать взгляд от происходящего, хотя, в этом не было ничего удивительного – таков он, дикий мир хищников. Хотя одна противоестественность присутствовала. Лисицы, так сложилось исторически, считались самыми ненавистными врагами волков и, насколько мне было известно, праотцы домашних собак только убивали их, оставляя бездыханное тело валяться прямо на тропе. Только зверский голод мог заставить волков поживиться лисьей плотью, а Белый, как и все остальные, не выглядел некормленым. Лесник в этом увидел другую странность, с которой нельзя было не согласиться и, тихо с вопросом произнёс:
– Набивать желудок перед дракой? Как-то не логично, тем более, для этих тварей. Ничего не понимаю, – и, подняв глаза наверх, философски добавил, – думаю, когда всё закончиться и мы, если сможем об этом рассказать, всё равно не найдём ответы на многое.
Я утвердительно промолчал и с безрадостной ухмылкой подумал, что слова “ если сможем”, на данный момент, ключевые в его фразе.
Лисица перестала дёргаться, и у Белого сразу пропал к ней интерес. Он отошёл в сторону, оставив её на растерзание волчицам, которые тут же приступили к ритуальному приёму пищи. Оставив на земле лишь кости и ошметки кожи, они вернулись на прежнее место, присев снова по обе стороны от вожака. Он резко гаркнул и на его зов, бесшумно паря, из темноты леса появился филин, спланировал к лежащему недалеко трупу первой жертвы и принялся клевать ещё тёплую плоть. Судя по всему, наступил антракт, и буфет открыл свои двери для ведущих актёров. Нам ничего не оставалось, как дождаться второго акта, но, не имея программку спектакля, о его сюжете можно было лишь догадываться.
Ничего не было плохого в том, чтоб этот возникший перерыв заполнить разговором. К тому же меня до сих пор интересовал один вопрос. Пусть далеко не самый главный в моей жизни, а вызванный только любопытством, но, как известно – это упрямая вещь, которая умеет постоянно напоминать о себе, и я, как бы невзначай, спросил:
– Если не секрет, почему называют Лесник? Так понимаю, это прозвище у тебя ещё до того, как ты оказался здесь.
– Та, какой же здесь секрет. Это не первый мой побег. Первый был неудачным, наполовину, если так можно сказать. Я тогда бежал из зоны и скрылся неподалёку в хвойном лесу. Чистый свежий воздух – песня, одним словом. Кинулись меня искать только утром. По всей области и за её пределами, но никому в голову не пришла мысль, что я затихарился совсем рядом, в каких-то трёх километрах от колючки. Связь со мной поддерживали через бригаду мужиков, каждый день выезжающих на лесоповал, поэтому, даже находясь в лесу, я знал абсолютно всё, что происходит в колонии и держал на контроле. Вот тогда и прозвали меня Лесник. Прошло полгода, о побеге начали подзабывать и я уже решил поменять хату, как однажды на рассвете разбудил столь знакомый лай немецких овчарок. Шалаш был окружён, и не единого шанса проскользнуть. Сопротивление было равно самоубийству, да к тому же понимал, что взять меня живым не было первым приказом. И через пару часов уже лежал полностью синий от ударов прикладами на мокром бетонном полу карцера. Так, что сюда я попал не случайно, лес – знатное место, чтобы отсидеться. Ты же тоже сюда, поэтому пришёл? – улыбнулся Лесник.
– Так тебя сдали? И кто?