Смотрящий вниз

Дверь за ними захлопнулась, и ответа нам с Рогожиным услышать было не суждено.

– На вас мой спортивный костюм! – нервно заметил Пал Палыч.

– Извините, – смутился я. – Прошу покорно в комнату. Я переоденусь и тотчас верну.

– Да уж нет! – скривился Рогожин. – Увольте! И кроме того, у меня мало времени!

– Какая удача! – Я сопроводил Рогожина в свою комнату. – Тогда перейдем сразу к сути.

Пал Палычу был предложен стул, сам же я устроился на диване. С мужем-рогоносцем всегда разговаривать скучно и тяжело. Я знал об этом раньше и убедился в очередной раз.

– Сегодня утром я видел свою жену, – как-то со скрипом начал Рогожин. – Мы с ней встретились в «Аркадии».

– Завидую вам, – постарался я серьезно отнестись к его сообщению. – И что дальше?

– Не ерничайте! – вспылил Рогожин. – Она во всем созналась!

«Вот уж дудки! – подумал я. – В том, чего не было, – это я могу еще поверить. Но чтоб Европа да созналась в том, что было!»

– Позвольте, а как вы узнали мой адрес?! – вдруг спохватившись, перевел я разговор на свое.

Все же официально я числился в покойниках. Странно еще, что на приватизированную мою комнату каких– нибудь дальних охотников-родственников не сыскалось. Впрочем, это было как раз не странно: все родственники давно позабыли о моем существовании, а торопиться с их розыском в занятой исключительно самосохранением нашей бюрократической системе никто бы не стал. Что касается Игоря Владиленовича, то после достижения нужного результата он, полагать надо, выкинул меня из головы в свете новых увлекательных задач. Пешка умерла – да здравствует следующая! Но, судя по смущению Рогожина, источники его информации были куда как прозаичней.

– У Веры Аркадьевны в записной книжке ваш телефон. – Пал Палыч захлопотал в поисках сигарет, и я предложил ему свои. – Благодарю. Она имела неосторожность назвать вас по фамилии. Дальше мои подчиненные…

– Понятно, – кивнул я. – Можете не продолжать. С таким штатом вам по плечу решение и более сложных проблем.

Рогожин отмолчался.

– Итак, Пал Палыч, – подстегнул я его, – извольте объясниться. У нас мало времени.

– Сколько вы хотите, чтобы оставить Веру Аркадьевну в покое? – медленно произнес Рогожин, пряча глаза.

«Началось! – Я напустил на себя деловитость и приготовился к аукциону. – Все вы, «гамбургеры» московские, одним, чем не скажу, мазаны! Если б ты меня пристрелить пообещал, я б тебя понял. Если б ты попытался набить мне рожу, я б тебя понял. Я понял бы тебя даже, если б ты разрыдался у меня на груди и заявил, что жить без нее не можешь!»

– А сколько вы предлагаете? – спросил я прямо.

Зять Маевского замялся.

– Десять тысяч! – выдавил он и поторопился тут же добавить: – Долларов!

Либо Рогожин был жмот, либо ценил меня дешево, либо, что вполне вероятно, тесть его особенно к деньгам не допускал и сверхприбылями не баловал. А возможно, и все вместе.

– Так вы полагаете, что жена вам изменяет? – Я подошел к окну и выглянул за занавеску. – А вам не жена, Рогожин, изменяет. Вам здравый смысл изменяет люто.

Один топтун Рогожина грелся в машине, второй – сторожил подъезд.

– Что вы хотите этим сказать?! – Пал Палыч следил за мной злыми и растерянными глазами.

– У моего любимого художника современности Евгения Монина есть картина под названием «Грачи улетели». – Я вернулся на диван. – Так вот, эта картина не продается. Засим позвольте откланяться. У меня была тяжелая ночь.

– Вы пожалеете! – Рогожин стремительно встал и вышел, громко хлопнув дверью в прихожей.

А я стремительно лег и накрылся стеганым одеялом. Но сон больше не шел. Сбросив одеяло, я посмотрел на окно между неплотно задернутыми шторами. Снег еще шел, а сон – уже нет.

«Ах, Руфь Аркадьевна, женщина-психиатр! – Я перевел взгляд на свои ухоженные ногти. – Все-то вы подмечаете, а младшенького – прозевали! Зевнули сыночка, мамаша! Случается, что у хорошего педагога ребенок вырастает отпетым раздолбаем и невежей. Случается, что у психиатра наследник становится законченным психом. Параноиком с большой буквы. И немецкая медицина тут ни при чем. Ни при чем тут Кречмер, на которого вы, Руфь Аркадьевна, ссылаетесь. Что немцу здорово, то русскому – смерть. Здесь надо, Руфь Аркадьевна, Ганнушкина освежить. В нашем-то с вами случае…»

Одолев расстояние до своего забитого книгами стеллажа, я пробежался по разноцветным корешкам и нашел то, что искал: «Психологию и психоанализ характера».

«Посмотрим! Посмотрим, что про вас, Аркадий Петрович, маэстро Ганнушкин думает. – По оглавлению я отыскал «группу параноиков». – Постараемся вас понять! Не хотим, но постараемся!»