Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Неупорядоченное насилие как норма жизни

Мы видим, что человек, преследуя свои простые интересы, пошел на убийство другого человека. И главное здесь даже не во имя чего оно было совершено: деньги, судьба внука, ревность к беспутной дочери мужа, восстановление попранного чувства справедливости. Главное – как это было сделано. А совершено убийство было вскоре после слов «Я люблю Володю» и постановки свечки в церкви за его здравие.

Между желанием добиться своего и практическим действием здесь не обнаруживается никакого зазора, как не находится никаких барьеров, которые могли остановить хладнокровную руку убийцы. Обычно роль подобных «тормозов» выполняет Культура – этот искусственный, но крайне важный конструкт, состоящий из норм и предписаний, ограничивающих устремления к реализации непосредственных желаний и эгоистических интересов. Человек ведь отличается от животного не только наличием мышления и членораздельной речи, но и добровольным самоограничением. Здесь же ничего подобного, похоже, не наблюдается, нет никаких безусловных норм (и, видимо, никогда не было). Вдобавок эта женщина не обрела религиозной веры и сознания греха, она не ориентируется в церкви, спрашивая, где висят основные иконы, она в этой церкви явно впервые. При этом она разом нарушает сразу половину из 10 библейских заповедей: «Не убий. Не укради. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего». Но она даже не знает об этом.

И тогда на место отсутствующих ценностей приходит Насилие, которое само становится нормой. В 1990-е годы насилие в России было организованно и утилитарно, оно было связано с отъемом появившейся частной собственности и контролем над этой собственностью. Бандиты были преступной силой, но имели свои цели (специфический бизнес) и понятия (свод некодифицированных норм). Постепенно в 2000-е годы организованная преступность была потеснена другой организованной силой – пришли люди в погонах. Но нелегитимное насилие осталось на социальной периферии, просто оно уже не столь организованно и не столь утилитарно, зачастую оно не имеет вообще никакого четкого целеполагания. И если вы хотите лучше понять его носителей – прочитайте роман «Санькя» Захара Прилепина.

Ранее тема неупорядоченного насилия была выведена в фильме «Брат» Алексея Балабанова. Его главный герой Данила Багров (в исполнении погибшего впоследствии Сергея Бодрова) – приятной наружности паренек, убивающий людей спокойно, с ровным дыханием, обыденно, даже как-то «позитивно». И то, что он убивает «плохих парней», ничего не меняет (в финальных сценах сиквела «Брат 2», этого откровенного фарса, он уже расстреливает всех подряд без разбора)[48]. Убийство представляется здесь не просто как своего рода доблесть, а как нечто нормальное. И это особенно страшно.

Такого рода насилие не локализовано и не сосредоточено в определенном месте. Его нельзя идентифицировать и устранить, оно может прийти ниоткуда. Из ощущения этой скрытой угрозы и возникает то самое «разлитое в воздухе» смутное напряжение, о котором мы говорили вначале. Ведь смерть главного героя фильма приходит не от пьяных хулиганов или грабителей, не от революционных толп, даже не от автокатастрофы. Смертельный удар наносит женщина, призванная быть воплощением твердого правопорядка, избранная на роль хранительницы очага и охранительницы здоровья по жизни и по профессии. Невозможность предвидеть и, следовательно, предупредить подобную неадекватную реакцию как раз и создает ситуацию пугающей неопределенности.

И конечно, это не только российская тема. Когда в тихой благообразной Норвегии в том же самом 2011 г. вроде бы нормальный до этого человек (не будем произносить его имя) расчетливо расстреливает более двух сотен своих сограждан, мы, конечно, понимаем, что это ужасно, но почему-то уже не удивляемся. Как ужасаемся, но не удивляемся расстрелу подростками своих сверстников в очередной американской школе или массовому убийству в Керченском политехническом колледже в 2018 г.

В финальной части фильма не случайно появляется эпизод с бессмысленной молодежной дракой, который никак вроде не связан с основным сюжетом (предположительно дело происходит в отдаленном районе Бирюлево на границе с МКАД). Это творческий намек, указание на место, где накапливается агрессия бессознательного, которая ищет своей разрядки. И которая может быть направлена куда угодно, ибо не имеет никакого изначального направления, кроме разрушения существующего порядка. Это напряжение возникает не из политической борьбы или гражданского протеста, а из растущего недовольства на фоне политической и социальной апатии. И грозит перерасти в прямое насилие.