Итак, супружеская пара из фильма «Елена» послужит для нас олицетворением Власти и социальных низов. Посмотрим, как складываются их отношения. И начнем с того, что старая Власть подслеповата и негибка. Например, она считает, что можно не принимать в расчет чужие социальные связи – даже сильные, родственные. Главный герой говорит собственной жене: «Я живу с тобой, а не с твоими родственниками». И бросает вдогонку риторический вопрос: «Почему я должен содержать семью твоего сына?». Услышав такие слова, любой социолог внутренне содрогнется и скажет, что следует ждать беды.
Дело в том, что с социологической точки зрения Власть демонстрирует полное непонимание принципов моральной экономики, некогда сформулированных британским историком Эдвардом Палмером Томпсоном[46]
. Власти, конечно, некогда читать умные книги, а подсказать, видимо, было некому. Подсказать, что ты обязан помогать неимущему не из чувства сострадания или так называемой обобщенной морали (абстрактной любви к ближнему своему), а из осознания вмененной тебе обязанности и, наконец, из элементарных соображений собственной безопасности. Нужно понимать, что оказание помощи – это не право твое, а обязанность, обусловленная твоим положением. Ты должен помогать сирым, вышедшим на край и боящимся упасть окончательно, пробив социальное дно. Неготовность учесть их интерес в трудную минуту, неспособность услышать и понять людей, попавших в экзистенциальную ситуацию, вовремя получить обратную связь и сделать правильные выводы, эффективно канализировать и отвести накапливаемую агрессию – все это ставит Власть в крайне рискованную ситуацию, которая может при определенных обстоятельствах привести ее к краху, причем в момент, когда этого никто, казалось, не мог ожидать.Иными словами, перед нами фильм-предупреждение: негоже пренебрегать элементарными социологическими истинами.
Бессловесность низов
Вдобавок к подслеповатости Власть еще и глуховата (что поделаешь, возраст). Хотя и слушать ей особенно нечего. Если гражданский протест образованной части населения – все же нечто оформленное (хотя бы отчасти) и выраженное словами, произносимыми вслух, то низы, как правило, бессловесны. Главная героиня фильма почти ничего не говорит, она молчаливо исполняет положенные обязанности. Даже свою самую важную и личную просьбу она излагает мужу в письме (муж важно обещает ответить через неделю).
Лишь изредка женщина пытается заговорить, высказаться, вступить в серьезную коммуникацию. Но попытки не поддерживаются, повисают в воздухе. Скрытые конфликты не получают выхода. Это создает видимость если и не гармонии, то, по крайней мере, спокойствия, которое может тянуться долгие годы, пока не возникнет критическая ситуация, затрагивающая какие-то субстантивные основы – вопросы жизни, здоровья, судьбы или нечто, что кажется субстантивным, – например, внуку грозит поход в армию вместо института, хотя не исключено, что для этого неприкаянного подростка армия могла бы оказаться благом и уберечь его от еще менее приятных сценариев.
Когда заведенный порядок начинает давать сбои, обостряется проблема своих и чужих. Непутевый взрослый сын Елены (Алексей Розин) просиживает зад перед телевизором с пивом и орешками, без нормальной работы и без денег. Он собирается заводить третьего ребенка и требует помощи от пожилой матери. Из дочери Владимира (Елена Лядова) вышла откровенная «гедонистка», по выражению собственного отца. Если в чем-то она и преуспевает, так это в демагогических рассуждениях, изящном цинизме и менее изящных упреках отцу: «Деньги, только деньги всегда были для тебя смыслом». Но в итоге «свои» всегда оказываются ближе, какими бы никчемными они ни были.
Неспособность к компромиссу
В критической ситуации обостряется потребность договариваться и совместными усилиями из нее выбираться. Но здесь с обеих сторон проявляется решительная неспособность преодолевать барьеры, устанавливать нормальную коммуникацию. И верхи, и низы не готовы к компромиссам (вероятно, сказывается нехватка самой культуры компромисса).
Власть не говорит, а, скорее, вещает, не предполагая никаких возражений. А где не допускаются возражения, там не возникает и нормального человеческого общения. Низы, соответственно, молчат. И действительно, в фильме, за парой коротких исключений, между супружеской парой содержательной коммуникации практически нет.
Компромисс может быть достигнут не только через слово, но и через умиротворяющие действия. Но такие действия тоже не совершаются. Власть не идет навстречу запросам снизу и, более того, упирает на голый принцип, хотя откупиться от низов было бы дешевле во всех смыслах. Но мешает уверенность в своей правоте, и один из базовых императивов, на которых покоится эта Власть, – додавливать всякие решения до конца, не допуская никаких возражений. Власть задает рамку такого взаимодействия, а низы ее экранируют.