Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Парадоксально, но недовольство накапливалось именно на фоне улучшения условий жизни, что бы ни говорили критики сегодняшнего режима. За годы реформ и масштабы потребления выросли, и качество жизни поднялось существенно – против экономических показателей не попрешь. При всей выросшей дифференциации между богатыми и бедными не олигархи скупают огромную массу недорогих автомобилей и бытовой техники, приобретают небольшие квартиры, тратят деньги в супермаркетах. И все равно общее неудовлетворение сохраняется. Причем наблюдается оно не только в России. Реформы в странах посткоммунистического лагеря, качественно и количественно повысив уровень жизни, увы, не сделали людей более счастливыми, если верить данным социологических опросов. А исследователями фиксируются явные расхождения в изменении объективных экономических показателей и субъективного благополучия граждан. В том числе установлена и более широкая закономерность: в долгосрочной перспективе от десятилетия и более экономический рост не оказывает значимого эффекта на уровень счастья в обществе (точнее, на долю людей, которые считают себя счастливыми). Это наблюдение получило название парадокса Истерлина[44].

В общем, все как будто чего-то ждут. Причем ждут чего-то неожиданного и почти непременно нехорошего. Как пелось в старой революционной песне: «Темные силы нас злобно гнетут». Что это за силы? Начинаешь спрашивать окружающих о причинах беспокойства и напряжения. Из объяснений понимаешь немногое, иногда улавливается нечто, связанное с обострившейся проблемой безопасности. Ее проще всего проиллюстрировать на примере отношения к маленьким детям. Мы еще помним, как в прежние времена дети свободно и без всякого призора дотемна шатались по соседским дворам. Теперь детей в одиночку просто не выпускают на улицу, хотя маньяков наверняка больше не стало – скорее, изменилось общественное восприятие ситуации.

Взрослые и за себя тоже тревожатся. Среди просвещенной публики не прекращаются разговоры про отъезд за границу под лозунгом «Пора валить!». Хотя возможностей для деятельного человека внутри страны, в принципе, наверное, больше, но зато в Европах, говорят, спокойнее. И события последних лет, связанные с массовыми волнениями, скажем, во Франции и Германии, это убеждение не поменяли.

Частично напряжение проистекает из действий нынешней власти. Здесь непременно говорят о произволе силовиков, о том, например, что могут запросто отнять успешный бизнес. Хотя большинству квалифицированных работников, которые не имеют никакого бизнеса, вряд ли есть до этого дело с практической точки зрения. Сказывается также раздражение, вызываемое самоуверенностью власти, ее безнаказанностью. Но это явно не исчерпывает нашу проблему. Власть относительно консолидирована (локализована) и потому более понятна. Она может вызывать неприятие или протесты, но на нее можно показать рукой, она более или менее предсказуема. Но есть другой страх, фоновый и непреходящий, который порождается не действиями власти как таковой, а высоким уровнем общей неопределенности, которую ты не в состоянии просчитать.

Власть, кстати, ее тоже ощущает, она тоже неспокойна, чего-то все время боится, нервничает, и это связано не только с прошедшими или грядущими выборными циклами. Вроде бы режим прочен, политическая оппозиция не слишком влиятельна (а в момент выхода фильма вообще почти не заметна), альтернатив верховному правителю тоже не видно, все под контролем. Но нервозность не утихает – по сути, та же самая боязнь чего-то неуправляемого и непрогнозируемого не рассасывается. И рука представителя власти почти самопроизвольно тянется к полицейской дубинке.

Фильм «Елена» вышел в 2011 г. Последующие годы показали, что волнения власть имущих были ненапрасными. Со временем они научились бояться оппозиции, студентов и школьников, да и всей образованной общественности в целом. Но на рубеже 2010-х годов этого в явном виде пока не наблюдалось. В тот период власть еще не опасалась сколь-либо всерьез гражданских протестов. Болотная площадь с белыми ленточками, массовые выступления против несправедливых выборов и обнуления президентских сроков были еще впереди, а вот наполненные агрессией события на Манежной площади уже состоялись[45]. Напомним также, что именно в 2010–2011 гг. разразилась «арабская весна» с массовыми восстаниями и переворотами во многих странах.

Иными словами, в те годы власть боялась не Чистых прудов и Болотной площади, где впоследствии будет собираться интеллигентная протестующая публика, она ощущала опасность, исходящую с другой стороны (со стороны условной Манежной площади). Это были опасения чего-то более иррационального, нежели протесты, связанные с пробуждением гражданского самосознания, – боязнь того самого русского бунта, бессмысленного и беспощадного. На эту опасность, видимо, и указывает нам всем косвенно фильм «Елена».

Негибкость власти