– Чтобы отвести от тебя внимание своей матери. Но она, как мне теперь ясно, обмануть себя не дала. Да и докладывал ей все ее маг карманный, потому-то Юта точно знала, куда сын уходит каждую ночь. Вот за это она тебя так и ненавидела, а вовсе не за Альгерта. Это ты отняла у нее любимого сына и его внимание. А за Альгерта злилась его жена, и ее королева натравливала нарочно, чтобы растоптать тебя наверняка. Но про них нужно забыть, змеи с вырванным жалом не опасны. А обо всем остальном спокойно подумаешь завтра. Сейчас нужно спать, тебе ведь утром во дворец.
– Не пойду. Не могу. Скажи, Манефа… как мне теперь смотреть ему в глаза? Он ведь все знал. И на что-то надеялся…
– Вот утром об этом и поговорим, – решительно прервала она мои страдания. – Ложись и считай облака, только, чур, не лукавь.
Улыбнулась ласково и ушла, оставив меня следить за воображаемыми облаками, медленно проплывающими мимо центральной башни. И я выполняла это задание честно и старательно как никогда, чтобы случайно не отвлечься и не нырнуть в черный омут воспоминаний о фатальной ошибке.
Как я могла так обмануться?
Почему, вернувшись домой, не взяла тот самый альбом и не рассмотрела портреты королевской семьи? Хотя тогда они были другими, совсем юными и более похожими между собой… но ведь эта разница не появилась позже?
И как только додумались поменяться одеждой? Впрочем, о чем это я? Шутка, вполне достойная новогоднего карнавала.
Перед моим мысленным взором как наяву распахнул широкие двери огромный бальный зал королевского дворца, поплыли под сводами сотни крохотных разноцветных светильничков, отражающихся в зеркально натертом паркете. И кружащаяся по нему в танце толпа причудливо разряженных юных лордов и леди, на головы и плечи которых медленно опадали и таяли призрачно сияющие звезды и снежинки.
Сердце привычно защемило от воспоминаний о восторге и ожидании, завладевших мной на пороге этого зала. И о первом танце с незнакомым лордом, одетым пастушком, если, конечно, пастухи носят шелковые рубахи и бархатные штаны. А потом были другие танцы, и я забыла обо всем, отдаваясь во власть чарующей музыки и общего веселья. Старший принц, выбравший костюм черного рыцаря, почти не танцевал, оживленно беседуя о чем-то со своим секретарем, но бдительно поглядывал в зал сквозь узкие прорези черной с золотом маски.
Я не раз ловила на себе эти загадочные взоры, и они волновали и пьянили сильнее, чем легкое шипучее вино, которого юным леди, коим еще не повезло оказаться в числе дебютанток, этикет дозволял всего один бокал.
Но когда, раскрасневшись от очередных комплиментов и просьб о свидании, выскользнула в полумрак закрытого балкона, вдруг попала в плен прохладных рук и мгновенно подняла ближний щит.
– Не нужно так пугаться, – насмешливый шепот раздался почти возле уха. – Я всего лишь хотел подарить вам это…
Моей руки коснулись нежные лепестки полураскрытой белой розы, до этого мига украшавшей плечо принца, а рыцарь пристально глянул мне в душу колдовскими глазами, опушенными стрелами черных ресниц, и настойчиво посоветовал:
– И не давайте пустых надежд юным лордам… тсс…
Он исчез так же незаметно, как и появился, а я, движимая неясным пока предчувствием, поспешно сунула подарок в вышитый жемчугом бальный кошель.
И вовремя: на балкон выплыла одна из фрейлин королевы, бдительно оглядела каждый уголок, потом меня и, недовольно скривившись, проследила, как я покидаю место, где на мое бедное сердце сокрушительной лавиной обрушилась первая любовь.
На глаза невольно навернулись слезы, и я заплакала, тихо и безнадежно. Но вскоре уснула, даже не заметив как.
А проснувшись утром и обнаружив, что солнце уже поднялось над садом и щедро заливает его жаркими лучами, не сразу вспомнила, что именно так огорчило меня ночью. Бабушка снова оказалась права: утром новые заботы, тревоги и дела решительно потеснили в моем сердце боль старых тайн, неожиданных открытий и уже прошедшей любви.
В столовой меня ждал обещанный слоеный торт из трех пластов разного мороженого, хрустящих вафель, с жареными орешками и охлажденной ягодой. Сверху он был полит густым желе из красной смородины и украшен шоколадной сеткой и ломтиками сваренных в меду фруктов.
Мне было отлично известно, сколько времени обычно возится с ним кухарка, и раз она успела вовремя, значит, Манефа встала затемно, чтобы помочь.
– Спасибо, – расцеловав старушку в щечки, благодарно заглянула в ее глаза, – я твоя должница. Хочешь, покатаю по саду на сфере?
– И не жалко тебе будет, если я испугаюсь и начну заикаться? – лукаво засмеялась она. – Нет, такие развлечения не для старушек.
– Тогда чего ты хочешь? – спросила ее, проглотив первый, бесподобный на вкус кусочек, примиривший меня со всеми печалями.
– Ну, даже не знаю… – притворно задумалась Манефа. – Сама придумай.
– Хитришь, – вздохнула я, допив чай, и расслабленно откинулась на спинку стула. – Все ты знаешь, только хочешь, чтобы я сама сообразила. А подсказать не можешь? Или добрый совет дать?