Смотритель

— «Ребята»! — повторил Генри. Он резко повернулся и адресовался к брату, но так, чтобы слышал и Болд. — Если мы ребята, то как он называет себя?

Чарльз Джеймс не снизошёл до ответа, только приподнял шляпу и оставил гостя на попечение младшего из братьев.

Сэмюель до самого прихода слуги держал лошадь под уздцы, похлопывал её и называл ласковыми именами, но едва Болд скрылся в дверях, сунул ей под хвост конец хлыста в надежде, что она кого-нибудь лягнёт.

Церковный реформатор вскоре оказался тет-а-тет с архидьяконом в том самом кабинете, святая святых Пламстедского ректората, где мы уже бывали раньше. Входя, он услышал щелчок патентованного замка, но не удивился: достойный пастырь, без сомнения, прятал от мирских глаз свою последнюю проповедь, плод долгих учёных трудов, ибо архидьякон, хотя проповедовал редко, славился своими проповедями. Болду подумалось, что именно таков должен быть кабинет высокопоставленного духовного лица: все стены были заставлены богословскими сочинениями, над каждым шкафом золотыми буковками значились имена выдающихся церковных писателей, чьи творения стояли ниже, начиная с ранних Отцов Церкви в хронологическом порядке и кончая новейшим памфлетом против рукоположения доктора Хэмпдена [33], а сами шкафы венчались бюстами величайших из великих: Иоанна Златоуста, святого Августина, Томаса Бекета, кардинала Вулси, архиепископа Лода и доктора Филлпотса [34].

Здесь было всё, что делает труды приятными и приносит отдохновение уму; кресла, чтобы расслабить утомлённые члены, письменные столы и конторки, чтобы читать или писать сидя или стоя, лампы и свечи, расставленные так, чтобы освещать каждый излюбленный рабочий уголок, кипы газет, чтобы развеяться в редкие минуты досуга. В окно открывался вид на зелёную аллею, ведущую от дома к церкви; в дальнем конце дороги различалась старинная колокольня с башенками и парапетами. Редкий приходский храм в Англии содержится в столь образцовом порядке или больше заслуживает таких забот, и всё же архитектурно он нехорош. Сама церковь низкая — настолько низкая, что, если бы не парапет, её почти плоская свинцовая крыша была бы видна из двора; она крестообразная в плане, но один трансепт длиннее другого, а колокольня непропорционально высока. И тем не менее цвет здания идеален — оно сложено из того желтовато-серого камня, что встречается лишь на юге и на западе страны и так характерен для наших старинных тюдоровских построек. Каменная резьба тоже превосходна: средники окон и ажурный готический свод удовлетворят самый взыскательный вкус, и хотя, глядя на подобные здания, мы сразу видим, что их строители были не в ладах с гармонией, нам трудно пожелать, чтобы они были иными.

Когда Болда провели в библиотеку, хозяин стоял спиной к пустому камину, и гость не мог не заметить, что широкое чело сияет торжеством, а пухлые губы оттопырены более обычного.

— Итак, мистер Болд, — сказал архидьякон, — чем могу быть полезен? Уверяю вас, я буду счастлив сделать что угодно для столь близкого друга моего тестя.

— Надеюсь, вы извините мой визит, доктор Грантли.

— Конечно, конечно. Уверяю вас, любые извинения со стороны мистера Болда излишни, лишь скажите мне, чем я могу ему служить.

Доктор Грантли стоял и не предложил Болду сесть, так что тот вынужден был стоять, опершись на стол и держа шляпу в руке. Тем не менее он изложил то, с чем приехал, а поскольку архидьякон ни разу его не перебил и не вставил ни единого слова, выражающего вежливый интерес, рассказ довольно быстро пришёл к концу.

— Значит, мистер Болд, я должен понять, что вы желаете прекратить войну против мистера Хардинга.

— О, доктор Грантли, уверяю вас, это не была война.

— Хорошо, хорошо, не будем спорить о словах. Я назвал бы это войной, большинство людей назвали бы так кампанию с целью отобрать у человека его доход до последнего шиллинга, но пусть будет не война, коли вам угодно; вы желаете прекратить маленькую партию в триктрак, которую начали разыгрывать.

— Я намерен положить конец начатому мной юридическому процессу.

— Понимаю, — проговорил архидьякон. — Вы сыты им по горло. Не могу сказать, что удивлён: вести заведомо проигрышное дело, которое не сулит прибыли, а только издержки, и впрямь удовольствие сомнительное.

Болд побагровел.

— Вы неверно истолковали мои мотивы, — сказал он. — Впрочем, это не существенно. Я приехал не утомлять вас своими мотивами, а изложить суть дела. До свидания, доктор Грантли.

— Минуточку, минуточку, — ответил собеседник. — Я не вполне оценил те представления о приличиях, которые побудили вас приехать лично, но готов признать, что ошибаюсь и в вопросах хорошего тона вы — лучший судья; однако коли уж вы оказали мне эту честь и, скажем прямо, навязали разговор, который, возможно, следовало предоставить нашим адвокатами, вам придётся меня извинить, если я попрошу выслушать некоторые ответы.

— Я не спешу, доктор Грантли.