Смрт

Тем временем собрались бойцы. Около сотни не занятых на дежурстве. Среди них явно были и несовершеннолетние. Я высокого мнения о несовершеннолетних бойцах. Вслед за великим полководцем Наполеоном Бонапартом могу повторить фразу: «Люблю четырнадцатилетних солдат!» Возраст, в котором двигательная активность превосходит активность тридцатилетних мужиков, когда чувство самосохранения, как правило, еще не переросло в осторожность, когда нет еще семьи – этой гири на ногах, когда война воспринимается как увлекательная игра и принимать ее за игру не мешают даже вывороченные внутренности товарищей по казарме, – великолепный возраст!

Я их много нафотографировал тогда. Помню их лица. Там были и франтоватые ребята в отглаженных брюках и с намазанными чем-то блестящим волосами, серьги в ушах. Были и нечесаные, совсем простецкие парни-крестьяне в худых кроссовках. Были угрюмые и кривоносые, были веселые красавцы. Но там не было взрослых. Я не увидел там ни единого мужика старше тридцати. Вот почему это был особый отряд. Вовсе не потому, что диверсионный, а потому, что отряд малолеток.

Они были на кого-то похожи. Тогда я не мог вспомнить на кого. Только когда в 1998 году, через пять лет, я, стоя на сцене кинотеатра «Алмаз», что на Шаболовке, открывал Первый съезд НБП, я понял, на кого они были похожи. На членов НБП.

В 1995 году хорватские войска уничтожили Сербскую Республику Книнской Краины. По моим сведениям, отряд Богдановича был уничтожен полностью. Они не просили пощады. Они еще не успели этому научиться.

Два Милана

Страна дыма, солнца, цветущего орешника, растрескавшихся гор. Тонкорунные овцы пасутся на длинных ногах. Жители гор упрямы и свободолюбивы. Такой мне предстала Сербская Республика Книнская Краина в далеком 1993-м. Это были впечатления первого взгляда. Так как по сути своей я человек позитивного, светлого мировоззрения, то все мои первые впечатления были восторженными и радостными. Я находился в легендарной Далмации, рядом с легендарной Италией. Обыкновенно я люблю разглядывать географические карты, прослеживать реки, государственные границы, заливы, отметки высоты гор. Но другое дело, когда ты попадаешь в тот район Земли, который до этого видел на карте. Меня поразило, помню, что Далмация так близка к Италии. Я взял линейку, и у меня вышло, что мы на нашем фронте находимся всего в двух сотнях километров по прямой от итальянского города Римини. Меня поразило, что Венеция находится на севере, точнее, на северо-западе от нас. Я также наткнулся на дорожные указатели со стрелками «Загреб». Другие стрелки указывали «Рийека». Несколько дней у меня ушло, чтобы понять, что это за город, оказалось, что итальянское название Рийеки – Фиуме. При слове «Фиуме» кровь моя прильнула к моему лицу. Дело в том, что я некоторое время был, что называется, поклонником итальянского писателя, империалиста, воина и авантюриста полковника Габриеле д’Аннунцио. Денди и герой Первой мировой войны, д’Аннунцио захватил в сентябре 1919 года хорватский город Фиуме, возглавив восстание чернорубашечников-ветеранов (они назывались ардити), и объявил город территорией Италии. К «ардити» присоединились моряки, анархисты, некоторые социалисты. Муссолини со страниц своей газеты Popolo d’Italia поддержал д’Аннунцио, но сам в Фиуме не поехал. (Следует напомнить, что Муссолини с марта 1919 года был лидером фашистской партии.) Д’Аннунцио назвал его трусом. Свободная территория Фиуме просуществовала несколько месяцев.

Я узнал, что Рийека – это на самом деле легендарный город Фиуме, вот при каких обстоятельствах. Большой старый солдат-крестьянин Милан, тот самый, что будил меня по утрам стуком в дверь и вопросом «Хладно, капитан?», тот, что растапливал мне печь, пригласил нас, меня и Славко (но не Йокича, а почему, я понял впоследствии), в дом своей сестры. Там же временно жила его семья: жена и дети. Милан с семьей бежали из своей деревни, находящейся к северу от города Госпич. Выбрав подходящий всем день, мы выехали из Бышковца в кузове военного грузовика, полном солдат. Солдаты направлялись по своим военным делам. Нас высадили через пару часов на перекрестке.

Вот именно там, на перекрестке, я и увидел дорожный знак-стрелу с названием «Рийека», а в скобках значилось Fiume. Там у меня и вспыхнуло красным лицо, я представил себе вдохновенного поэта-полководца, захватывающего город и обращающегося с пламенной речью к толпе оголтелых ардити, небритых, суровых, пахнущих вином и чесноком.

– Так что, Рийека – это хорватское название Фиуме? – спросил я Милана.

– Да, капитан, город был под итальянцами долгое время. Они и сейчас считают его своим, как и Триест.

– А почему на других указателях, ближе к Бышковцу, нет надписи «Фиуме»?

– Здесь бывало много туристов, – объяснил Славко и добавил: – For tourists.