Смута

Кроме того, Митя, ты должен понимать, что знать о наших с тобой отношениях не нужно никому. О том, откуда у тебя взялся капитал — тоже. Придумывай, что хочешь, объясняй, как знаешь… Но даже твои домочадцы не должны быть в курсе наших дел. Это ясно?

Князь вперил требовательный взгляд в собеседника. Уверившись, что тот все понял и принял, продолжил:

— Надеюсь, что очень нескоро придется воспользоваться этим. — он указал на шкатулку. — Быть может, минует не одно поколение, прежде чем придет время явить эту тайну миру. Но запомни главное — и передай этот наказ своему сыну, а он пусть передаст своему — если так случится, что род Громовых попадет в опалу, то лишь тогда, когда появится надежда на его возвышение, на возвращение былой славы, настанет момент открыть шкатулку! Только сильные духом смогут воспользоваться этим разумно, не только на пользу рода, но и всей империи. А слабые лишь ввергнут страну в пучину хаоса. И решать, открывать ли этот ящик Пандоры, придется вам, Избориным…

Побледнев, Дмитрий с тревогой взирал на своего благодетеля, невольно заражаясь его серьёзностью. Отважившись задать всего один вопрос, он произнес:

— А что там?..

— То, что может принести многие печали! — отрезал князь и, посмотрев на часы, поднялся, показывая всем своим видом, что разговор окончен.

Глава 33

Прошло уже минут десять с того момента, как захлопнулась дверь за канцлером, но мы с Марго продолжали хранить неловкое молчание. Отвернувшись от меня, она присела на краешек криволапой банкетки, чье сиденье было оббито бархатом, и замерла, сложив руки на коленях. Я же деревянным истуканом застыл в центре комнаты, все еще живо ощущая следы мощной энергетики Громова в растревоженном эфире. С некоторой долей зависти я внутренне согласился с его словами, прозвучавшими здесь недавно — в этом поединке мне было не выстоять. Хотя, я видел, что и он уже смотрел на меня не как на зарвавшегося мальчишку, а как… Как на мальчишку, в чьих руках неожиданно оказалось смертоносное оружие? Я невольно усмехнулся. Но в самом деле, почудилось мне, что на короткий миг в его взгляде промелькнуло нечто вроде уважения и доли страха… Нет, не страха. Не стоит льстить себе! Скорее, признания того, что перед ним уже не безобидная муха, которую можно прихлопнуть походя, а что-то вроде осы, способной в ответ ужалить больно — и не единожды…

— Мы неправильные пчелы, и мы делаем неправильный мед! — провозгласил я и, нервно хохотнув, сдвинулся-таки с места, направившись к Маргарет. Она подняла на меня потухший взгляд и безучастно поинтересовалась:

— Какие пчелы? Причем тут мед? Алекс, ты уверен, что с тобой все в порядке? Я могу позвать лекаря…

Затем она хмыкнула и не удержалась от острой шпильки:

— Уверена, что его не особо удивит, если столько радостных известий, обрушившихся разом на твою голову, несколько помутят твой рассудок! Хотя, я немного тороплю события — о том, насколько тебя осчастливила новость о моем положении, я могу лишь догадываться, сообщить об этом мне лично ты не соизволил…

От горечи обиды, что прозвучала в её голосе, мне стало не по себе. Действительно, вышло не слишком красиво, и оправдать себя я мог только тем, что все случилось как-то неожиданно, я не успел ещё избавиться от мыслей об очередном покушении. Но как объяснить это оскорбленной в лучших чувствах женщине?

Вздохнув, я присел рядом с Маргарет, взял её за руку. Она вырвала её из моей, обиженно засопев. Я снова, уже настойчивее, завладел её ладошкой и с нажимом произнес:

— Марго, я действительно очень рад этой новости. Ребенок — это лучшее, что ты могла бы подарить мне, это…

Она издала презрительный смешок и ядовито поинтересовалась:

— И чей же подарок тебе дороже, Алекс? Тот, что преподнесла тебе законная жена, императрица? Или же дар твоей наложницы оказался куда более значимым, раз ты первым делом поспешил к ней?

Она решительно вырвала свою руку и вскочила с банкетки, гневно глядя на меня.

— Мой ребёнок — законный наследник! А какую роль ты отведешь тому, что произведет на свет Тэйни?

Маргарет с вызовом посмотрела мне в глаза и демонстративно положила руку на свой плоский живот.

— Здесь — долг перед империей? А там… — она неопределённо махнула рукой куда-то в сторону, — … дар любви?!

Я растерянно молчал, не зная, что и ответить на такие речи. Мне-то казалось, что все недопонимания между моими женщинами в прошлом, что они сумели найти общий язык… И в моих представлениях о будущей семейной жизни смутно рисовались идиллические картины совместных посиделок с весело играющими детьми и мирными разговорами взрослых. И в этих мечтах все любили друг друга, оберегали и абсолютно не ревновали! Я почувствовал даже какую-то ребяческую обиду — ну почему они не хотят жить дружно?! Почему Марго обязательно нужно все расставить по своим местам и навесить ярлыки? Я ведь все так хорошо придумал…

Очевидно, что Маргарет, высказывая свои претензии, ожидала от меня чего-то иного, а не задумчивого молчания. И, не дождавшись, искривила губы в горькой ухмылке: