— Тем лучше! А мы расстреляем его семью. Расстреляем одну — а тысячи других военспецов даже и мыслить забудут об измене!
Троцкий даже не говорил — он вещал, словно с трибуны. Он излучал сейчас абсолютную уверенность в победе, в том, что все эти расстрелы совершенно оправданны и необходимы. «Цель оправдывает средства, если цель эта — спасение души», ну, или мировой революции.
— Отведите все войска, какие возможно, пока они сами не оказались в окружении. Снимайте со спокойных участков фронта всё, вплоть до отдельных рот. Но самое главное — новые части! Пусть беляки сейчас радуются, занимая пустоту. Не сомневаюсь, что до Харькова они дойдут, — и тут вы их должны встретить поистине железокаменной обороной! Пусть обломают о неё зубы!
— Вы думаете, товарищ нарком, они пойдут именно на Харьков? Не на север?
— Сперва на Харьков. Наверняка попытаются окружить и разгромить правый фланг нашего фронта, что примыкает к Днепру, пользуясь пассивностью германцев и гетманцев. Ну, с последними-то дело ясно — «мій будинок з краю», — а вот с немцами… хм… надо обдумать. Итак, вам всё ясно, товарищ Сиверс? Приказ о немедленной и всеобщей мобилизации — мне на подпись, сейчас, не откладывая ни на минуту! И кстати, где эта ваша Шульц?!
— Здесь эта наша Шульц, — раздался спокойный голос от дверей.
Троцкий замер. Брови его изумлённо дрогнули, даже ему, железному трибуну революции, понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
Наконец он обернулся — и столкнулся со спокойным, даже чуть отрешённым взглядом Ирины Ивановны. Она была в гражданском, одетая, словно учительница, строго, в тёмное.
— Где вы пропадали, Шульц? Почему не на месте?
— Командующий фронтом Сиверс перестал мне доверять, — пожала она плечами. — Всё, что возможно, всё, что было в моих силах, я сделала. И отправилась на квартиру, простите, вымыться. И наконец-то постирать форму. Извините за столь интимные подробности, но похоже, от меня скоро будут требовать отчёты о походах в кабинет задумчивости.
Рудольф Сиверс казался совершенно растерянным. Иона Якир хлопал глазами. Даже Бешанов вылупился на Ирину Ивановну абсолютно непонимающим взглядом.
— А-а, товарищи, — мягко сказала товарищ Шульц, подходя к карте. — Всё ясно. Решили, что я шпионка белых, что попытаюсь скрыться и всё такое? А я никуда не скрывалась, мирно пребывала на своей квартире, когда шум-гром, треск, тревога!.. Устроили невесть что ваши посыльные, Рудольф Фердинандович.
— У нас к вам вопросы, Шульц! — Троцкий опомнился первым. — Очень много вопросов!
— Какие ж тут могут быть вопросы, товарищ нарком? Всё произошло, как я и предупреждала. Три дивизии застряли под никому не нужным городком, из-за этого наша ударная группировка в свою очередь была остановлена под Миллерово, замкнуть кольцо вокруг белых не удалось. А двинь мы все силы вперёд — уже праздновали бы в Новочеркасске. В бессмысленных штурмах Зосимова мы понесли крупные потери, войска были измотаны, боевой дух упал. Вместо того чтобы подготовиться там к обороне, комдивы Ямпольский, Щорс и Вострецов штурмовали город в лоб, положили массу народа, растратили огнеприпас. Когда началась контратака белых, отражать её было уже нечем.
— Погодите, Шульц, не заговаривайте мне зубы! Почему дивизии Ямпольского и Щорса пошли вперёд?! Их же не было под Зосимовым?
— В самом деле? — Ирина Ивановна слегка подняла бровь. — В таком случае ничем не могу помочь. Все приказы, проходившие через оперативный отдел, имеются в наличии. Только если…
— Что «только»?!
— Только если Ямпольский сам не понял, что зря теряет время под Зосимовым, и не принял решение, как старший воинский начальник, двигаться на юго-восток самостоятельно, к нашим главным силам. Или, — Ирина Ивановна вдруг прищурилась, — кто-то из штабных начальников Южфронта не отдал Ямпольскому со Щорсом иной приказ, так сказать, «не проводя через инстанции» и без вашей визы, товарищ нарком.
— Вздор! Бред! Чепуха! — взорвался вдруг Сиверс. — Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
— А что же вы так нервничаете, Рудольф Фердинандович? — усмехнулась товарищ Шульц. — Печать штаба фронта у вас. У вас одного. Ни у меня, ни у отсутствующего Павла Васильевича Егорова, ни у присутствующего Ионы Эммануиловича Якира доступа к ней не было и нет, она у вас в сейфе, как и положено. Она ведь у вас в сейфе, не так ли?
У Сиверса на висках внезапно выступил пот, он замигал, рот его приоткрылся.
— М-м-м, — констатировала Ирина Ивановна. — Неужели вы, товарищ комфронта, проигнорировали мои советы по должному ведению секретной документации и хранению относящихся к ней предметов, в том числе — печати штаба, вещи, за которую беляки отдали бы золота в сто раз больше, чем она весит? Где сейчас печать?
— Нет-нет, всем оставаться на местах! — рявкнул Троцкий, едва Сиверс сделал движение к дверям. — Иосиф, сходите и доложите.
— Товарищ нарком! — возопил Сиверс, пошатнувшись и пытаясь опереться о столешницу. — Я, я… печать… она у меня на столе!.. Я, я… забыл… да, забыл, со всеми этими делами!..