Смута

– Все так же, как всегда! – ответил Борзецкий. – Впрочем, перед самым моим отъездом я стал свидетелем одного забавного, но, как мне кажется, нехорошего действа. Один иудей снял в доме христианина квартиру. На его беду, прежний владелец начертал на стене огромными буквами имя «Иисус». Иудей соскоблил эту надпись, но о том узнали иезуиты. Бедняга Мойша был не только посажен в тюрьму, но и приговорен к смертной казни. Тут снова явились иезуиты, они усердно хлопотали о снисхождении к иноверцу и, конечно, добились своего. Иудея отдали в их полное распоряжение. Весь Люблин был поднят на ноги, дабы мог оценить отеческое милосердие иезуитов. Устроили шествие, начавшееся от кафедрального собора. Впереди шел трубач, возвещая о совершившемся. За трубачом несли хоругвь с надписью «Иисус», далее следовали отцы иезуиты и, наконец, окруженный солдатами в латах – иудей. На нем была серая ряса до земли, перепоясанная накрест черной перевязью, а в руках он держал огромную, локтей в пять, зажженную свечу. Процессия дошла до дома, где снимал квартиру этот несчастный. Здесь его выпороли и отпустили на все четыре стороны.

Русские выслушали историю со вниманием, никто из них ни словом, ни улыбкой не высказал своего отношения. Рожинский, глядя на эти рожи, фыркнул в усы:

– Вот вам первый русский урок, пан Борзецкий. Здесь внимательно слушают и помалкивают. Отвечают же делом, через день, через месяц, через год, когда вы совершенно забудете о своих словах.

– За что ты нас костишь, Роман Наримунтович?! – откликнулся Салтыков. – У нас нет иезуитов. Кто они такие, нам неведомо.

– Я скажу вам, кто они! Это душевные други его величества короля Сигизмунда. Он без их совета шага не сделает. Так что у вас, господа, все впереди. Вы узнаете и ласку иезуитскую и когтей их отведаете.

– В былые времена иезуиты занимались поисками колдунов и колдуний – здесь они достигали результатов поразительных, – поддержал Рожинского Сапега, ловко меняя разговор. – Я слышал историю об одном трирском епископе, который очень ловко уличил в колдовстве красотку монахиню. Она, как это ни удивительно, была сапожницей. Епископ заказал ей сапоги, а когда их получил и надел, то распалился к ней страстью. После долгих молитв и здравых рассуждений он понял, что напасть от сапог. Они околдованы. Епископ дал поносить свои сапоги нескольким монахам, и все как один воспылали любовью к сапожнице. Тогда этот князь церкви разогнал весь женский монастырь, за что получил нагоняй от папы, и вынужден был искупить грех весьма опасным путешествием в Иерусалим.

– Господа! Господа! – Глаза у Борзецкого сияли озорством. – Год тому назад я был ранен и лечился в монастыре. Мне дали прочитать одну древнюю книгу – «Молот ведьм». Эта книга написана в защиту Господа от происков дьявола, но иные страницы ее совсем не для ушей общества, где присутствуют женщины. Там, например, есть глава о похищении колдуньями у мужчин… думаете чего? Полового члена! Один священник свидетельствует: юноша обратился к нему на исповеди с жалобой – украли. Священник приказал снять штаны и обнаружил гладкое место. – Борзецкий сделал паузу, ожидая вопроса, но вопроса ему не задали. – В общем, пришлось юноше идти к колдунье, просить о снисхождении. Колдунья указала ему гнездо на дереве. И в том гнезде он нашел множество членов. Взялся за самый большой, но колдунья ему крикнула снизу: «Этот одного попа, бери свой».

Федор Кириллыч Плещеев покраснел и перекрестился.

– Неужто о таком сраме написано в святой книге?

– «Молот ведьм» – книга для судей святой инквизиции. Она одобрена Ватиканом.

Русские таращили глаза и молчали.

Пауза получилась неловкой, но тут принесли запеченного целиком осетра, подали вино, которое привез пан Борзецкий.

– В словах правды нет, – повеселел Михаил Глебыч Салтыков, – правда-матушка вот где.

И нежно погладил себя по брюху.

Разговор, ради которого гетман Рожинский приехал к Сапеге, состоялся у них на следующий день, в окопе, перед стеной монастыря, щербатой от пуль и ядер.

– У них страшная цинга, – сказал Сапега, – они мрут, но не сдаются.

– Скоро ли вы предполагаете сломить сопротивление?

– Придя сюда, я думал управиться за неделю, потом за месяц, но миновали год и еще полгода… Я не знаю ответа, князь. У них, за стенами, нет уже никаких сил, но они стоят.

– Ждут помощи Скопина?

– Что бы он значил, Скопин, если бы не Делагарди.

Сапега смотрел на князя вопросительно, но вопроса не задал. Рожинский сам должен понимать всю опасность союза русских со шведами.

– Меня сегодня меньше всего беспокоят царь Шуйский, князь Скопин-Шуйский, боярин Шереметев… Король пришел в Россию взять у нас то, что оплачено нами кровью! Я призываю вас, ваша милость, быть с нами. Король должен оставить пределы государства, где распоряжаемся мы с вами.

Сапега смотрел на галок, метавшихся над куполами монастырских церквей.

– Вчера вы имели возможность слышать, как молчат за дружеским столом русские, этот мальчик нес глупости, но они всегда молчат. Да, в Тушине Вор принадлежит вам, князь. В Москве он перейдет в руки русских.

– Никогда!