Смута

– Вернитесь, государь! – Голос у гетмана был просителен. – Мы не терпим друг друга, но в споре с послами вы – все мои козыри. Если ваше величество покинет Тушино, наши общие усилия и военные тяготы пойдут прахом. – Вежливые речи мне приятны, гетман. Я внимаю им, – ответил высокопарно Вор и позволил привезти себя обратно.

Дома он нашел новую охрану, новых слуг.

– Ваша светлость, как это понимать? Я хотел покинуть Тушино, потому что здесь меня не уважают. Я даже не знаю, зачем пожаловали послы!

Рожинский топнул ногой, заорал:

– А зачем тебе это знать? Ублюдок! Король прислал пана Стадницкого ко мне. Я – князь и гетман. А ты кто? Черт знает, кто ты есть! Столько крови за тебя пролили, и все впустую. Сиди тихо. Еще раз побежишь – убью.

Утро выдалось ясное. Легкие облака сияли белизной, сияли снега. Морозец радовал тело, будил мужественность.

На огромное поле вышло все тушинское войско. На всхолмье поставили два кресла, для Стадницкого и Збарского. Тышкевич командовал эскортом и стоял среди командиров войска. Не было ни казаков, ни русских, но зато среди начальников находился приехавший частным образом Адам Вишневецкий. Глашатаи объявили:

– Будет говорить его милость пан Станислав Стадницкий – посол его величества короля Сигизмунда III, каштелян пшемыский.

Речь посла оказалась короткой и чересчур общей.

– Его величество король Сигизмунд поручил мне сообщить вам, славному польскому воинству, следующее. Извлекая меч на узурпатора московского трона Шуйского – за его многие враждебные действия, – на россиян – за попрание ими договоров, – его величество этим выступлением своим спасает вашу конфедерацию. Ваше число уже невелико, вы изнурены затянувшейся войной, вас теснят ныне объединенные войска русских и шведов. Король ждет добрых сынов Отечества под свои хоругви. Король обещает забыть обиды, нанесенные его величеству дерзкими, и обещает свое королевское жалованье.

Войско дружными криками одобрило речь Стадницкого, но ликование сменилось задумчивостью.

Пан Александр Зборовский сказал послу:

– Пусть его королевское величество заплатит двадцать миллионов, которые мы заработали. Его королевское величество должен удовлетворить царицу Марину достойными ее титула вознаграждениями. Если все это будет исполнено, тогда и мы с чистой совестью станем желать подчинить это государство Речи Посполитой.

Нашлись и другие ораторы. Королю предложили принять Смоленск и Северскую землю от Дмитрия Иоанновича, самому возвратиться с миром в Вавель, а королевское войско передать конфедерации.

– Разве не оскорбительно для достоинства короля принять грамоту на российские земли от того, кого русские зовут обманщиком? – спросил Стадницкий и еще спросил: – Благоразумно ли проливать вашу кровь за человека, титул которого – Вор?

Послу ответили с досадой:

– Мы столько пролили нашей крови, что она очистила бы от греха самого Вельзевула! Нам не прибавит чести, если мы покинем государя и государыню. Королю известно: царица Марина – помазанница Божия. Король обязан назначить ей и ее супругу пристойное содержание.

– Пусть заплатит нам двадцать миллионов!

– У нас нет перуанских рудников, – возразил Стадницкий. – Удовольствуйтесь ныне жалованьем обыкновенным. Когда Бог покорит Сигизмунду великую державу Московскую, тогда и ваша прежняя служба не останется без вознаграждения. И это несмотря на то, что вы служили не королю, не Речи Посполитой, а человеку случайному, служили собственным своим самовольством.

– Мы ждем от короля пять миллионов, – твердо объявил Рожинский. – Мы желали бы, чтоб посольство посетило государя!

– Столь больших денег у короля нет, – ответил Стадницкий. – Грамот королевских к человеку, присвоившему имя царевича Дмитрия, у нас тоже нет. У нас есть грамоты его величества к царю Шуйскому, к патриарху Гермогену, к боярам, к великому мечнику Скопину-Шуйскому, к народу.

– Дела слишком запутаны и сложны, чтобы решить их разом, – прервал споры гетман. – Разойдемся, чтобы все обдумать.

Адам Вишневецкий прямо с коло отправился к Вору. Вор благодарно обрадовался сенатору. Всеми покинутый, он провел день, играя с шутом в карты. Бежать – стерегут, плакать – некому слезы осушать…

Тотчас на стол поставлено было все лучшее, редкое. После первых чаш за здоровье друг друга Вор подарил Вишневецкому белую, из персидских тканей, одежду, на соболях, всю в жемчуге. Сенатор отблагодарил точным рассказом о коло.

Пили водку. От водки Вор храбрел и горячился.

– Я им еще покажу! – грозился он. – У меня русские, у меня казаки.

– Если запорожские, то не очень на них полагайтесь. Запорожцы в трудный час предают своих гетманов и атаманов, платя их головами за спасение своих шкур.

– Мне служат донские казаки. Мне служат татары. Я жестоко накажу изменников, и прежде всего Рожинского. Ты со мной, пан Адам?

– С вами, государь!

– Дарую! – Вытащил из-за пояса мешочек с золотыми монетами, вручил желанному гостю.

Пирующие времени не замечают. А между тем к Рожинскому прискакали приставленные к Вору соглядатаи и сообщили: