Сначала было…

С проносившегося до дыр сердца.

Столько лет. Я уже не могу плакать.

Даже от лука, даже от перца.

Я уже не могу говорить о нем,

Надеясь порвать в лоскуты душу.

Я уже не хочу молчать ни о чем,

Что ему не стоило б слушать.

Дайте мне что-нибудь от воспаления

Непонятной этиологии.

Что-нибудь, чтобы все объяснения вымылись,

Как слова и слоги.

Дайте мне яду, транквилизаторов, снотворного.

Лошадиную дозу.

Чтобы больше не чувствовать около

Воспаленного сердца занозу…

Имени из семи обласканных букв.

Мой милый

Слова скользили по губам, лишая чувства сложной сути.

Я обращалась, Милый, к Вам, прося: "Останьтесь! Будьте! Будьте!"

Вы оставались, чуть горча усталостью небрежных жестов,

И снисходили до меня. И было мне шампански-лестно.

Вы говорили мне: "Малыш…" — и нежно гладили, не глядя.

И было все — и стон, и тишь. и яд, и вязкость послеядья.

Вы уходили так легко, что смысл прощания терялся.

Мой милый, я простила то, чем ты мне был и чем остался.

Обыденности

Начнем… С обыденности утренних рассветов,

С привычной дорассветной чашки кофе.

С обыденности весен, зим и лета.

С обыденности: "Как дела?" — "неплохо".

Начнем… С привычности дорог от дома

И постоянства тех, что мимо храма.

С привычности всего, что нам знакомо.

С обычности звучанья слова "мама".

Начнем писать короткими мазками,

Словами скрошенными до потери мысли

Всю хрупкость, все бесчисленные грани

Неповторимой, необычной жизни.

У Леты своя обреченность течь мерно и вечно…

У Леты своя обреченность: течь мерно и вечно,

Смывая следы, заходящих в нее, без труда.

И все, что так дорого и до конца человечно

И все, что безжизненно, смоет из Леты вода.

И я далека, как мне мнится, от кромки прибрежной.

И мне все еще интересна вокруг суета.

Но время придет и волною своей неизбежно

От всех моих суетных дел не оставит следа.

Мне кажется, будто моих маяты и метаний

Не смогут забыть еще годы и даже века.

Но если господь меня любит, то жар мой и пламень

Пусть Лета затушит за мной, не оставив следа.

Я ухожу от многих обобщений

Я ухожу от многих обобщений,

Наверное, взрослею потихоньку.

Все меньше верю ценности прощений,

Все чаще чувствую усталость и тревогу.

Мечты сбываются все реже и бледнее,

И что-то никогда не совершится.

И очевиднее все то, что я умею,

И все, чему уже не научиться.

И все неплохо, и живет надежда,

И будущее близкое прозрачно.

Но снятся сны тактильные как прежде,

И листья по утрам росою плачут.

На каждого свой судия

На каждого судию находится судия.

Такой же как на тебя отыщется на меня.

И если их слушать всех, то правды не отыскать.

И стоит всего лишь жить, и может быть, стоит ждать.

У вольных и у рабов один и недолгий век.

И вольный суть божья тварь, и раб до конца человек.

А значит болит равно, а значит и смерть равна.

И будет свой судия на вольного и раба.

Небо болеет весенними острыми грозами…

Небо болеет весенними острыми грозами,

Будто бы кто-то с небес оглашает судьбу.

Все, что не рано всегда с ощущеньем "не поздно ли"?

Все, что не к радости с мутью "а вдруг на беду"?

Моется небо холодными крупными каплями,

Брызжа ветрами на серый тоскливый асфальт.

Все, что не вовремя дальше со вкусом "навряд ли мы"

Все, что не тишь превращается мысленно в гвалт.

Я утишаю себя фиолетовой тучей,

Майскими грозами, шумом рожденной листвы.

Я принимаю тебя, не родившимся лучшим,

Тем, что во мне преломилось под именем "ты".

И молчал, заслушавшись, человек

Перешептывались деревья под дождем.

Все о чем-то призрачном. О своем.

Щебетали птицы в рассвете дня,

Ничего от слышащих не тая.

Легкий ветер сказки далеких стран

Растерял на крышах и по углам.

Начинался день, время ткало век.

И молчал, заслушавшись, человек

А небо меняло цвета, не меняя значенья…

А небо меняло цвета, не меняя значенья.

И всем предлагало смотреть и в конце засмотреться.

И всем обещало разбить свое хрупкое сердце.

И всем говорило о пользе дождя и сомненья.

И небо ласкалось к земле, словно нежная кошка.

И ей обещало себя, не спеша отдаваться.

И небо стремилось землей обрестись и начаться,

Как будто всерьез и как будто опять понарошку.

Но небо держало меня на раскрытых ладонях.

И звезды дарило, и тихо шептало расплату.

Я знала себя, и тебя, и все то, что когда-то

Меня оборвет над землей и на небо уронит.

Люди проходят мимо

Люди проходят мимо, верно и незаметно,

Словно чечеткой мерной время лущит часы.

Кто ты, вчерашний спутник? Где же твои приветы?

Мне остаетсяпамять, мне остаются сны.

Люди проходят рядом, не задевая телом,

Не будоража душу, не занимая взгляд.

Вялое наблюденье стало привычным делом.

Без ожиданья встречи тянется бледный ряд.

Люди идут невнятно, плавно сливаясь в толпы,

Словно весной снежинки небо крошит в ручей.

Где же ты мой попутчик, что залетел осколком

И, пролетев навылет, сделал меня ничьей?

Из стихов вырастают…

Из стихов вырастают, как из башмаков и одежды,

Как из первой любви, как из честности, как из мечтаний.