Снайпер-инструктор

У каждого человека случаются моменты, когда неизвестно от чего возникает страх, дикий животный страх. В основном такое явление бывает спросонья, если проснёшься в темноте, неожиданно, недоспавши. Помню, когда мне было лет пять или шесть, родители уложили меня вечером спать, а сами ушли в гости. Через некоторое время я проснулся. В комнате стоял полумрак, лишь из кухни пробивался тусклый свет от керосиновой лампы В. доме тишина, никого нет. На всю жизнь мне запомнилось это тяжёлое, невыносимое чувство страха, от которого сжимается сердце и перехватывает дыхание. Спасаясь неизвестно от кого, я забрался в шкаф с одеждой, и просидел там, пока не пришли родители.

И теперь, на фронте, периодически приходилось испытывать нечто подобное. От недосыпания нервы выматывались до предела.

Я спал в землянке на нарах, укутавшись с головой шинелью. Мне что-то снилось; казалось, что еду в вагоне поезда, и колёса постукивают «так, так, так, так…» Меня начал будить солдат: «Старшина, вставай…» Он тряс меня за плечо. Вставать не хотелось, я с трудом открыл глаза и не понял, где я нахожусь. Из головы совсем вылетело, что я на войне. При тусклом свете от коптилки, увидел силуэт солдата, и он мне показался чёртом. Зловещая тень метнулась по стене, и меня охватил дикий страх. Снова застучали колёса поезда, и вдруг я понял, что это стучит станковый пулемёт. От этого легче не стало, страх не проходил. Мне захотелось куда-нибудь спрятаться, я опять лёг и закутался с головой шинелью. Солдат ворчал: «Ну что ты, как маленький, давай просыпайся!» Сознание подсказывало, что нахожусь на войне, и здесь нельзя расслабляться. Но я не мог вспомнить, зачем надо вставать, ведь так хочется спать. Переборов себя, слез с нар и стал шарить на полу, где же сапоги. И до меня дошло, что сапоги на ногах, я спал в них. На других нарах храпели солдаты. Я сел и вспоминал, под этот храп, куда же мне надо идти. Вдруг меня там, в темноте убьют. Приходя в себя, вспомнил, что собирался пробраться, с двумя снайперами, на ничейную землю, устраивать засаду под покровом ночи. В ржавой печурке трещали дрова, в землянке было тепло и уютно. Снаружи доносились редкие одиночные выстрелы и короткие пулемётные очереди. В слабо освещённой землянке, я узнал в солдате того часового, которого просил разбудить меня, перед тем, как пошёл спать. Я спросил его:

– Снайперов разбудил?

– Да, они уже курят на улице, – произнёс он, широко зевая, и вышел из землянки. Я последовал за ним.

Эта ночь была очень тёмной, ни одной звёздочки на небе. Изредка, взлетавшие вверх осветительные ракеты, ослепляли неожиданной яркостью. Стараясь на ракеты не смотреть, я подошёл к двум силуэтам, стоявшим в траншее. По красной точке от папиросы, я понял, что один из них курит. Облокотясь на край не глубокой траншеи, солдаты тихо бубнили между собой:

– Башка болит. Вчера угостил меня земляк самогонкой, – жаловался один другому.

– А где он её взял?

– Да пёс его знает. Наверное, у местных, у литовцев.

Я узнал по голосам своих снайперов и подошёл к ним. Курившему парню, сделал замечание:

– Ты забыл, что тебя могут подстрелить по огоньку папиросы?

Услышав меня, солдаты присели на корточки, на дно траншеи.

– Старшина, может, не пойдём сегодня? – спросил с тоской в голосе один из них. Я знал, что зовут его Виктор, а по прозвищу Чуча. Имя второго, я спросонья никак не мог вспомнить, хотя в лицо его узнал.

– Война ждать не будет, Надо идти, – настаивал я. – Тем более что комбат в курсе, о наших обязанностях. Вы тёплые одеяла припасли или нет?

– Припасли матрас и два одеяла, – сообщил Чуча, – только сейчас ребята в землянке на них спят. Будить их что ли?

– Придётся будить, иначе мы замёрзнем. Ведь заморозки начались.

– Давай, Родион, иди, буди ребят, – сказал Чуча, обращаясь ко второму парню. Теперь я вспомнил, что второго звать Родион. От недосыпания совсем голова моя не соображала. Каждый раз спрашивать, как тебя зовут, тоже не хорошо.

Поняв, с кем, имею дело, я почувствовал себя увереннее. Когда Родион принёс матрас и одеяла, мы, пригнувшись, пошли в сторону укреплений противника. Их передовые окопы находились от нас далеко, метров за пятьсот. Ещё днём я приметил в бинокль несколько кустиков, за ними можно устроить засаду. В эту ночь погода была на редкость промозглая, с Прибалтики тянуло сыростью и чувствовалось приближение заморозков. Добравшись до места, я скомандовал:

– А теперь копать ячейки, в полный профиль. Приступайте!

– Зачем копать, – возмутился Родион, – за кустами нас и так не заметят…

– Хочешь выжить, копай, не пререкайся, – строго сказал я, – немцы могут обстрелять из миномётов, если нас обнаружат. Вот тогда окоп очень пригодится.

Парни начали работать, а я устроился на матрасе за кустом, чтобы наблюдать за противником. При редких вспышках ракет было видно, как дымили трубы печек немецких землянок. До меня дошёл запах этого дыма, вместе с запахом мясного супа. Так же несло гарью от пожаров. На немецкой стороне горели несколько населённых пунктов.