После этих слов Галицкий присел на корточки и закурил трофейную сигарету. Я видел, как его руки мелко дрожали. Я тоже был в большом мандраже, во рту пересохло и стучало в висках. Я готов был достойно принять смерть, но не всё так просто, инстинкт самосохранения вызывал страх перед опасностью. Приладышев и командир дивизии Волков внешне держались спокойно. Но вот у Волкова на скулах заходили желваки, когда Галицкий докурил сигарету и приподнялся. Дождавшись подхода трёх наших танков, с развёрнутым знаменем полка мы пошли в атаку, с Галицким впереди, С разных сторон слышались команды, подгоняющие бойцов. Особенно часто кричали:
– Коммунисты вперёд!
Я остро ощутил в нагрудном кармане кандидатский партбилет, и выскочил из траншеи сразу вслед за Приладышевым, невольно прячась за его спину. Фашисты открыли шквальный огонь из автоматов и ручных пулемётов. За мной бежали мои снайпера. Увидев полтора тысячную толпу красноармейцев, немецкая пехота сразу же бросилась наутёк. Несколько «тигров» спрятались в лесополосе и открыли огонь из орудий, подбив наши танки, которые вспыхнули, словно были облиты керосином. Чёрный дым повалил в нашу сторону, прикрывая дымовой завесой. Галицкий дал команду залечь, другие командиры повторили его команду, и я упал на колючую щетину скошенной пшеницы. Вражеские танки, тем временем, поливали нас сильным пулемётным огнём. Следом за нами артиллеристы лошадьми тащили несколько пушек. Между ними и немецкими танками завязалась артиллерийская дуэль. Над головами солдат, с вихрем проносились снаряды. В результате, «тигры» горели, и у нас осталась только одна пушка. Среди красноармейцев уже были убитые и раненые. Раненые кричали, просили о помощи.
Из хутора, стреляли пулемёты, но Галицкий поднял нас в атаку. Очень страшно бежать под шквальным огнём. Пули, обжигая горячим воздухом, свистели вокруг. Хотелось упасть и вжаться в землю, но было стыдно сделать это, если такой человек, как командующий одиннадцатой гвардейской армией, продолжает бежать вперёд во весь рост. Наши миномёты открыли стрельбу по хутору, но пулемёты продолжали валить гвардейцев. Рядом со мной падали мои товарищи. Я видел, как упал командир полка Приладышев, казавшийся мне неуязвимым, затем командир дивизии Волков, а Галицкий продолжал бежать, даже не оглядываясь на нас. Я не чувствовал ног, и только думал о том, как ударит меня сейчас пуля прямо в сердце, и я провалюсь в бездонную темноту смерти. Но к моему удивлению, я добежал до хутора без единой царапины. Пулемёты перестали стрелять, но на флангах продолжался бой. В хуторе немцы, не успевшие сбежать, сдавались в плен, а мы осматривали разбитые минами деревянные строения и обнаружили, что бетонные доты были вмонтированы в два деревянных сарая. Это их маскировало от артиллерии и самолётов. В зарослях сада стоял кирпичный жилой дом. Его окна были узкие, как бойницы, а стены метровой толщины.
Кузьма Никитович, отдышавшись, оглядел гвардейцев, толпившихся вокруг. Их количество сильно убавилось. Он присел на бревно возле немецкого колодца, и устало сказал:
– Мы понесли большие потери, но надо было выполнять приказ верховного главнокомандующего… Спасибо, братцы за пролитую кровь, за службу Родине. В ближайшие дни все получат награды по заслугам.
Он тяжело встал, пошатываясь, и спросил:
– Где командир дивизии и командир вашего полка?
Я стоял рядом и ответил:
– Они там, на поле… Я видел, как они падали.
Галицкий посмотрел на меня, и мне показалось, что он меня узнал. Затем он повернулся к замполиту Котову:
– Товарищ майор, принимайте на себя командование полком. Срочно организуйте помощь раненым. После короткого отдыха, продолжайте наступление в сторону города Гумбинена.