В полдень, подсчитав потери, дивизия вновь пошла в наступление. Немцы отчаянно сопротивлялись, приходилось драться не только за каждый дом, но и за каждую квартиру. Впервые, я увидел, как применяли огнемёты. Из пушек танков сначала стреляли по верхним этажам зданий, вынуждая немцев спускаться вниз, а затем из огнемётов стреляли в проёмы окон, заливая огнём первые этажи и подвалы. После такой атаки гитлеровцы, которые уцелели, выбегали из здания сдаваться в плен. Однако такой метод применяли не часто, ибо увеличивалось число пожаров, и без того задымивших всё вокруг.
Авиация тоже продолжала бомбить город. Наши самолёты кружили в небе, выискивая артиллерию противника.
Генерал Галицкий в своих воспоминаниях писал:
«С наблюдательного пункта корпуса нам было видно, как один из штурмовых отрядов 21-го полка 5-й гвардейской стрелковой дивизии ведёт уличный бой. Впереди продвигается танк, ведя огонь по огневым точкам противника, за танком – самоходное орудие, обеспечивающее огнём продвижение танка. С каждым танком идут по два-три сапёра для расчистки пути в завалах или разминирования проходов. Примерно на линии танка, прижимаясь к стенам домов, движутся цепочкой стрелки. Их задача – обстрел противоположных домов, уничтожение автоматчиков противника, появляющихся на балконах, в окнах и на чердаках домов. С особым вниманием они следят за подвалами, входными дверями и подъездами. Вовремя заметить и уничтожить фаустника – очень важно в таком бою. За атакующими группами продвигаются группы закрепления и огнемётчики. Стр. 416».
Я шёл по улице с троими снайперами, которых оставил в резерве. Это были Гриша Санька и Тимофей. Мы должны были по приказу командира полка выдвинуться для подкрепления на слабый участок боевых действий. Рядом шли и другие резервы полка. Впереди, через квартал, грохотал бой. Количество пожаров уменьшилось, видимость улучшилась, и мы стали свидетелями, как мирные жители вытаскивали из обгоревшего, многоэтажного здания своих сограждан. Подвал, в котором они прятались, залили огнём наши огнемётчики. Многие сгорели заживо, оставшиеся в живых получили ожоги разной степени. Женщины и дети со стонами и плачем тащили еле живых людей. У одной девочки кожа на ножках вся слезла от ожога до мяса. Видя это тяжёлое зрелище, у многих бойцов на глазах появились слёзы. С нами шёл командир полка Устинов. Он сказал майору Котову: «Надо прекратить использовать огнемёты. Передайте командиру роты огнемётчиков, чтобы применяли свои средства только по моему приказу. Нельзя допускать, чтобы страдали женщины и дети».
Мне было очень плохо. На земле валялись листки бумаги. Желая отвлечься от этого кошмара, я поднял один листок и прочитал заголовок на немецком языке. Оказывается, это были листовки, которые с наших самолётов сбрасывали немцам. Ребята тоже заинтересовались и попросили меня перевести на русский язык. Посреди улицы стоял белый трамвай, мы зашли в него, сели на мягкие сиденья и я хотел начать читать, но у меня сильно заболела голова и желудок от голода и от нервов тоже. Я передал листовку Тимофею и сказал: «Читай, Тимоха, ты лучше меня знаешь немецкий».
«Офицеры и солдаты! – начал он читать листовку. – Ваше командование обрекло вас на бессмысленную гибель. В этот критический для вас час ваша жизнь зависит от вас самих. Складывайте оружие и сдавайтесь в плен».
Санька прошёлся по трамваю и нашёл старинную тросточку. Он постучал ею по сиденьям, по металлическим поручням. Трость выдержала удары – не сломалась. Саня взял её с собой.
Навстречу двигалась колонна пленных немцев, как бы подтверждая силу агитации листовки. Мы вышли из трамвая и с интересом разглядывали поверженных врагов, которые недавно стреляли в нас, а мы в них. Колонна шла медленно, солдаты еле передвигали ноги. Красноармеец-конвоир весело покрикивал: «А ну, пошевеливайтесь, Фрицы! Шнель, шнель!»
Неожиданно Санька крикнул, глядя на пленных: «Стас, ты как тут оказался? Да не отворачивайся, я тебя узнал!» Солдат в немецкой форме ни чем не отличался от остальных: с такой же щетиной на щеках, в потёртой испачканной форме. Невозможно поверить, что это русский. Однако Санька обратился к конвоиру и попросил отдать ему этого пленного. Конвоир даже не спросил: «Зачем?» И сказал: «Забирай». Саня за рукав вытащил солдата из колонны и ударил тросточкой по спине.
– Предатель! – кричал он. – Я тебя сразу узнал. Мы же с тобой в одной школе учились!
– Выслушай меня, пожалуйста! – плачущим голосом произнёс солдат на чистом русском языке. Но Санька нанёс ему несколько ударов тросточкой по голове. Шапка с головы слетела, и солдат упал. Санька продолжал неистово бить односельчанина на глазах у пленных и красноармейцев. Все остановились и, как заворожённые смотрели на эту сцену. Солдат уже лежал без движения, а Санька продолжал наносить удары, затем он отбросил тросточку в сторону, опустился на колени и затрясся в рыданиях.
– Ну что уставились! – закричал на пленных конвоир. – Шнель. Шнель!