Снайпер Великой Отечественной

Встретил нас старшина Капустин. Я знал его: это был умелый хозяин и добрый товарищ. Бойцы в шутку звали его: «Наша Сова» (Капустин любил старшинские дела вести ночью).

Прошло несколько дней. Я лежал на втором ярусе нар, когда в блиндаж вошел старший лейтенант Круглов:

– Здравствуйте, ребята!

Командир был сильно простужен: говорил хрипло, сильно кашлял. Глаза его были воспалены и казались злыми. Капустин стал докладывать о ротных делах, – а дела наши были невеселые. Политрук ранен, а замену не прислали. Вчера во время минометного обстрела убит снайпер Назарчук, троих ребят ранило.

Круглов молчал. В железной печке, громко потрескивая, горел хворост.

– В роту прислали двух снайперов – Ульянова и Пилюшина, – прервал молчание Капустин, – а раньше – девушку-снайпера Зину Строеву. Она вас знает. Я направил ее во 2-й батальон, к Нестерову. В расположении взвода Ольхова в последние дни стали появляться вражеские листовки. Какая-то сволочь приползла к нам с последним пополнением.

Командир резко поднял голову.

– Вы приняли меры для розыска лазутчика? – сухо спросил он.

– Нет, ждал вас.

– И никому об этом не докладывали?

– Нет. Никому.

– Докладывать о таких случаях необходимо сразу. А Пилюшина и Ульянова направьте во взвод Ольхова.

Круглов, взяв автомат, вышел в траншею. У меня же сон как рукой сняло. Я встал, потуже затянул ремень поверх ватной куртки и направился во взвод Ольхова, куда еще три дня назад с поручением от старшины ушел Алексей Ульянов. Ульянова я нашел в блиндаже первого отделения. Он сидел на корточках возле печки и мешал ложкой в котелке кашу. На патронном ящике рядом с Ульяновым сидел незнакомый сержант. Они о чем-то разговаривали; мой приход прервал их беседу.

– Тебя тоже Сова прислал в этот взвод? Вот это здорово! – обрадовался мне Ульянов. – Знакомься: командир отделения, мой земляк, дважды орденоносец Анатолий Андреев[23].

Ульянов предложил мне с наступлением рассвета понаблюдать за немцами. Я попросил его выйти со мной в траншею. Там я рассказал ему, что в расположении нашего взвода действует вражеский разведчик или предатель.

Ульянов выслушал меня и сказал:

– Тут есть над чем подумать. Разные люди вокруг ходят… Меня, знаешь, встретили во взводе Ольхова по-братски. Один только связной съехидничал: «Мы ждали двадцать, а ты один прибыл. Ну что ж, как говорит пословица: «Лучше синичка в руке, чем журавль в небе». Я промолчал, а помкомвзвода Николаев вскипел: «Вы вот как пришли к нам на оборону, так каждый день повторяете одно и то же: что у нас мало людей, приходится стоять по суткам в траншее без отдыха, немцам живется куда лучше, чем нам. Они стоят, мол, на постах по два часа в сутки, обед едят из трех блюд. В общем, по вашим словам, у немцев в траншее и блиндажах все равно как в гостинице. Я не знаю, откуда вам все это известно». Связной огрызнулся: «Кто я, по-вашему? Провокатор, что ли? Воюю с вами вместе. А сказал я то, что слышал от пленных». А Николаев ему в ответ: «Это было в начале войны, а ты теперь получше приглядись к фрицам. Ты же видел пленных. Один намотал на себя столько тряпья поверх мундира, что мы измучились, разматывая его. Чего только на нем не было: женские головные платки, куски ватного одеяла, а на ляжки, сукин сын, умудрился натянуть рукава от овчинной шубы! А ты нам болтаешь об уюте, о гостинице, о трех блюдах…» Николаев даже сплюнул. А связной, как ни в чем не бывало, посмотрел на всех и обратился ко мне: «Вот так, снайпер, и живем: каждый день ссоры. Мало людей, устали, а пополнения не присылают». Я ему ничего не ответил. Связной потоптался около печки, закурил и вышел в траншею. В этот день я больше его не встречал, – закончил свой рассказ Ульянов.

– Неужели он?.. – не договорил я.

– Думаю, что нет, – перебил меня Алексей. – Я об этом намекнул было Андрееву, – а он говорит, что с ним вместе действительную служил, знает его.

Весь день мы с Ульяновым заготавливали материалы для снайперского окопа, который должны были заново оборудовать в насыпи железной дороги. С наступлением темноты оделись в маскировочные костюмы и поползли к насыпи. Дул северный ветер. Ледяная крупа больно хлестала по лицу. Вражеские траншеи совсем близко. Чтобы не оставить следа своей работы на снегу, мы в вещевых мешках уносили землю в траншею и высыпали ее в разрушенный снарядом окоп. Работа близилась к концу, когда к нам приполз с ручным пулеметом сержант Андреев. Видно было, что он чем-то озабочен.

– Ребята, вас разыскивает Николаев. Он несколько раз заходил к нам в блиндаж и спрашивал: «Куда это девались наши снайперы?» Я сказал, что не знаю. А когда он ушел в траншею, я незаметно пошел за ним. Он все огневые точки и блиндажи облазил – вас искал.

– Возможно, командир взвода ему приказал? – спросил Ульянов.

– Да нет же, Ольхова я видел, он о вас не спрашивал. Тут что-то другое…

Мы помолчали.

– Теперь и ворону подозревать станешь, – буркнул Леша, – не она ли бросает листовки.

Пряча папиросу в рукав, Андреев курил, сидя на дне будущего снайперского окопа. Бросив окурок, он поднялся: