Снайпер Великой Отечественной

Спустившись на несколько ступенек, я открыл обшитую железом дверь и вошел в довольно просторный подвал, уже обжитый людьми. Горел фонарь, справа вдоль стены стояли кровати – большие и маленькие, столы, лежали чемоданы, узлы. У стены слева – две печки-времянки и кухонные столики. Около двери – дощатый топчан, покрытый белой клеенкой, тумбочка с аптечкой, – по-видимому, это был уголок медпункта. На стене против двери крупными черными буквами было написано: «Смерть фашизму!» Середину подвала занимал пожарный пост: объемистый дощатый ящик с песком, две бочки, наполненные водой, противопожарный инструмент – багры, лопаты.

Ко мне подошла старушка. На правой руке ее стеганки повязка с надписью: «Дежурная».

– Вот и вас Бог занес к нам, – ласково сказала она. Вдруг с шумом распахнулась входная дверь, еще с порога повелительный голос крикнул:

– Тетя Паша! Зови доктора.

Две женщины внесли на носилках девочку лет 11–12, всю в крови… Она все время стонала и звала мать:

– Мама, где ты? Дай руку, мне больно…

Девочка поворачивала то в одну, то в другую сторону русую головку, обводя нас мутным взглядом. Сухонький врач вошел в подвал через запасной ход. Он сделал раненой укол и попросил меня переложить девочку с носилок на топчан. Когда я осторожно взял ее на руки, девочка едва приметно вздрогнула и попросила воды. Врач стал накладывать уже ненужную повязку… Через несколько минут девочка умерла. Тетя Паша сложила тоненькие детские руки на груди умершей, связала их кусочком марли и трижды перекрестила.

Мне стало душно в подвале, не хватало воздуха. Я вышел во двор. Артиллерийский обстрел прекратился, стояла изумительная тишина. От Нарвских ворот в сторону фронта отошел одинокий трамвайный вагон. Он шел медленно, постукивая колесами на стыках рельсов[31].

Я постоял некоторое время у Дома культуры, поджидая товарищей, но ни Акимов, ни Андреев не появлялись. Перед моими глазами все еще стоял образ погибшего ребенка. Смерть девочки с русой головкой живо напомнила мне гибель моего старшего сына Вити. Мне до безумия хотелось пойти к моему осиротевшему Володеньке, побыть с ним вместе хотя одну минуту, но у меня не было отдельного увольнительного удостоверения, и я вынужден был с горечью в сердце отказаться от этой мысли. Постояв еще несколько минут на углу Нарвского проспекта, я пошел пешком на фронт.

Рыжая крыса

В один из сентябрьских дней еще до восхода солнца ко мне в землянку вбежал белокурый балагур и весельчак, известный на Ленинградском фронте снайпер Иван Добрик, как обычно смешивая украинские слова с русскими:

– Знаешь, хлопче, на нашем участке снайперы объявились. Помоги, браток, а то житья нема! Вчера под вечерок убили двух наших стрелков: Иванина и Смирнова. Гадюки, где-то притулились так, что им видать наши ходы сообщения и траншеи, а их мы обнаружить не можем! – одним махом высыпал снайпер[32]. Скуластое лицо парня от волнения и быстрой ходьбы пылало румянцем. Большие голубые глаза озарялись тревожным блеском.

Добрик был отличным снайпером и ловок, как вьюн. На «охоту» он обычно выползал в нейтральную зону, приспосабливался на краю воронки и оттуда выслеживал наблюдателей противника, а иногда убивал и часовых у пулеметов. Но Иван знал, что теперь предстоит особенно опасная борьба. Вражеские снайперы действовали хладнокровно и стреляли метко. Их обслуживала большая группа специально обученных солдат: они подыгрывали снайперам – высовывались из разных мест, стреляли, выставляли чучела, создавали шум в своей траншее. Я не раз испытал этот «маскарад» на собственном опыте.

Уйти сразу вместе с Добриком я не мог, и на прощание Добрик сказал:

– Так ты завтра приходи, пособи мне с ними тягаться.

– А ты один не лезь, я утречком загляну к тебе со своими ребятами.

– Добре! Буду ждать. Но все же погляжу, як воны там беснуются.

Иван Добрик ушел, а вечером я узнал, что он тяжело ранен в затылок осколком мины.

Как только сгустились сумерки, я пошел к Строевой, чтобы вместе с ней обсудить, как лучше подготовиться к поединку с фашистскими снайперами. Надо было предупредить и остальных товарищей.

Когда я вошел в землянку связных при штабе полка, Зина, свернувшись клубочком, крепко спала на дощатом топчане. У телефонного аппарата сидели два бойца, которые густо дымили самокрутками и вполголоса разговаривали. Я подошел к спящей девушке и осторожно положил руку на ее плечо. Зина мигом проснулась, повернулась на спину, схватила меня за голову и крепко прижала к своей груди. Солдаты переглянулись.

– Иосиф! Ты жив? Ой, а мне приснилось…

– То ж во сне: а наяву ему до ста лет жить! – засмеялись связные.

Мы вышли из душной, прокуренной землянки. Где-то совсем близко шел тягач. Он, шумно гудя и лязгая гусеницами, жевал землю. Я рассказал о появлении немецких снайперов и изложил свой план действий.

– Прошу тебя только об одном, – сказала Зина, – с учениками не ходи. Я поговорю с Толей Бодровым, и мы вместе решим, как действовать.