Снайперы

Понимаете, это ведь не просто «прицелился и выстрелил». Вот сегодня – ветра нет, ясная погода. А завтра – сильный ветер. Но мы должны были всегда, определив цель, за какие-то мгновения понять направление ветра, узнать его силу, рассчитать, какую сноску надо сделать, чтобы пуля не отклонилась от цели. Учились стрелять при боковом ветре и при любой погоде. Вот пурга: еле-еле видна цель. Все равно стреляли, потому что на фронте и такое может быть.

Что мне на экзамене досталось – это ужасно! Замаскированная амбразура, а оттуда – дуло пулемета. Не все даже, не весь ствол, а только его часть торчит из этой амбразуры. И я должна была это найти и поразить.

Не учили стрелять при лунном свете?

По-моему, нет. Но нас и на задания ночью не посылали. Во всяком случае, мне этого не приходилось. Но, может быть, кому-то и это пришлось.

После школы вы могли уверенно поразить головную цель на какой дистанции?

Двести метров, может быть. Понимаете, я уже не ориентируюсь в расстоянии. Если бы мне показали сейчас на местности – я, наверно, приблизительно прикинула бы, могла ли я тогда поразить. Ведь даже когда пулемет я этот на экзамене поражала – я ведь бежала. Мне дали команду и засекли время – Вы думаете, я там при этом должна была точный расчет сделать? У нас глазомер особо развивали, чтобы мы могли расстояние до цели навскидку определить. Думаю, что тогда нас не ориентировали на то, чтобы мы знали числа: это – на сто, это – на двести, это – на триста… Мы сами при каждом выполнении задания должны были чутьем это определять. Может быть, я не права.

У вас были какие-то стандартные упражнения. На какой дистанции они выполнялись? 400 метров? 800?..

800 – я не помню, а 400–500 – по-моему, были. Я думаю, что на очень большие расстояния мы не стреляли. Наверно, 400–500 метров максимально. Но – могу и путать. Тогда оптика была другая, простая совсем. Прицелов было два. Один – на ножке, короткий, трубочка такая. И был – с широкой ножкой, длинный прицел, вот такой примерно. [Показывает.]

Вас, снайпера, после лечения перебросили вообще в другие войска, совсем не по специальности. Как же так получилось, если вас столько готовили, столько в вас вложили сил и средств?

Я и сама думала над этим. То ли уже снайперы не нужны были, то ли кто-то позаботился меня в более безопасное место направить. Не знаю. Но – в армии приказ не обсуждают. Может быть, тот, кто меня направлял – он даже не очень вникал, кто я. Я же – из госпиталя… хотя красноармейская книжка у меня – была. Были ли они вообще в курсе, что я снайпер или нет?

Нас столько готовили, столько денег в нас вложили – это да, но я знаю, что потом еще некоторых девчат использовали вообще не по назначению. Может быть, распределяли по подразделениям не очень грамотно. А может быть, командиры возиться не хотели, может быть, не доверяли – не знаю.

Какова была численность группы, которая с вами прибыла в Сувалки?

Отделение. Человек десять-пятнадцать, очевидно. Хотя, если пятнадцать, то это больше отделения.

А дальше вас отправляют в 88-ю дивизию?

Да. И оттуда в полк – опять же целиком. Мы прибыли отделением снайперов. Я знаю такой случай: это был второй выпуск, по-моему, когда там чуть ли не взвод – а это тридцать-сорок человек! – сосредоточили в одном месте. И их посылали оттуда на разные задания, чтобы не распылять силы, чтобы можно было снайперов использовать более рационально там, где они могут быть полезнее.

Кто у вас был командиром отделения?

Командиром отделения у нас была Поплетеева Любовь Фроловна. Она не заканчивала нашу снайперскую школу. Это была жена начальника штаба полка. Не «полевая», настоящая жена. Но ни я, никто из наших девчат ее не помним. Тоже не знаю, почему. Вот это – парадокс. Возможно, она нам ничем не мешала и не помогала. Но она – очень славная женщина, не из тех жен, которые прячутся за спиной мужа. Я уверена, что она не злоупотребляла своим положением: просто по характеру она такая, по натуре. Ее к нам назначили, уже когда мы прибыли.

А звание у нее какое было?

Не знаю. Можно ее спросить, наверное.

А она жива?

В Москве живет. Только ей не дозвонишься: она не слышит ничего.

Вам приходилось подолгу дежурить на позиции, ждать по несколько часов. О чем вы думали в это время?