Снег

Я молчу.

– Это последняя ступень твоих невротических ритуалов. Последний рубеж, после которого ты станешь полностью свободной от всего, что тянуло тебя вниз, не давая расправить крылья.

Я молчу.

– Сегодня! – Мое тело дергается и подбегает к зеркалу. – Ты получишь всё сегодня, – бормочет мое отражение. – Пора наряжаться.

Я говорю:

– Что ты задумала?

– Не прикидывайся. Ты всё поняла.

– Я всё поняла, и мне это не нравится. Я не хочу, чтобы ты снова подложила меня под какого-нибудь первого встречного пройдоху. А вокруг меня других нет. Если это и должно со мной случиться, то нормально…

– Снова ты про какую-то нормальность, в которой сама ничего не понимаешь, – отрезает Алиса. – Нормально – это как? Как в книжках? Как в фильмах? Нет, нормально – это как в жизни, так и эдак, хорошо и плохо, радостно и больно, нравственно и безнравственно. Поэтому давай без ханжеских истерик. Я делаю это для тебя. Как и всё, что я делаю.

– Хотелось бы по любви, – будто обиженно ною я, подражая юным героиням романтических драм.

– Никто не полюбит тебя такой, какая ты есть, – говорит она. – Так не бывает ни у кого. Если тебе типа повезет и тебя кто-то и полюбит, то только такой, какой будут видеть тебя сами. И никто никогда не поймет тебя так, как хочешь ты. А я понимаю.

Я досадливо замолкаю.

– Ты сама будешь действовать, я только помогу, если будет нужно, – она уговаривает меня. Или делает вид, что уговаривает, ведь ей не нужно моего согласия ни на что, она вольна делать что угодно даже вопреки моему мнению.

Мне 25 лет, и у меня никогда не было мужчины. Тот отвратительный эпизод в туалете школы я не считаю за секс, а того ублюдка – за мужчину.

– Я подскажу тебе, как принимать любые решения, – говорит Алиса.

Она берет монетку.

– Орел – действуешь, решка – сидишь тут в темной комнате и пытаешься собрать из осколков льда слово «вечность».

И подбрасывает ее.

Монетка падает. Я смотрю на обращенную вверх сторону.

– Что, не понравилось? – насмешливо произносит Алиса.

Я со стеснительной улыбкой отрицательно мотаю головой.

– Значит, ты уже всё решила, – говорит она.

Она права.

Мне хочется. Хочется познать мир во всей его красе.

Как бы по-разному я ни относилась к сексу, я всё равно о нем думаю, фантазирую. Если что-то проникает в твои мысли, то рано или поздно оно проникнет и в твою жизнь.

– В таком виде жирного мамонта нам не завалить, – Алиса кривит губы.

Я жду, что она снова приведет мой внешний вид в порядок, у нее всегда получается сделать меня красивее, чем мне. Может, она смотрела по телику модные каналы, пока я вроде как спала? А может, у нее есть вкус и талант, который я в себе не развивала?

– Киношники знают, – говорит Алиса, – травмированная девушка меняет свою жизнь, подстригая у зеркала собственные волосы и окрашивая их в какой-нибудь чертов зеленый или хренов розовый цвет. Но нет. Для нашего особого случая мы пойдем к профессионалам.

– Это ж стоит кучу денег, – жалуюсь я, – а ты и так уже почти всё потратила.

– Не думай о цене, думай о ценности.

18

Почти в каждом дворе есть небольшие салоны красоты, и мы бредем под снегом и заглядываем в те, что попадаются нам по пути. Оказывается, записываться туда нужно заранее.

Обычные-то девушки, следящие за своей внешностью и включающие в свой регулярный бюджет расходы и на прическу, и на ресницы, и на ноготочки, и, наверное, на что-то еще, об этом, конечно же, знают. Но до меня же это доходит только теперь.

Я уже отчаиваюсь найти свободного мастера, и моя солидарность с планами Алисы на вечер начинает понемногу угасать.

– Если долго по чему-нибудь бить – оно разобьется, – успокаивает меня она.

И оказывается права – ее настойчивость приводит нас к стилисту, готовому меня принять прямо сейчас, так как отменилась чья-то запись.

Несколько часов усердной работы над моим послушным телом делают меня похожей на участницу конкурса красоты среди потенциальных самоубийц в возрасте до 30 лет. И прическа у меня теперь такая же, как у тех космических официанток из «Скарлетт», это был наш особый заказ.

А оплата всего этого удовольствия, к моему большому неудовольствию, оставляет на моей карте денег меньше, чем стоит такси.

– Там наличка на полочке осталась, что ты для хозяйки готовила, когда типа ванну поцарапала, – напоминает Алиса. – Нам хватит.

И мы возвращаемся домой.

На что мы будем жить после предстоящих этим вечером трат, мы не обсуждаем, ведь в нашем случае это даже глупо. Потому что Алиса всегда живет сегодняшним днем, а я так и вообще не имею ни устойчивого плана на жизнь, ни устойчивого плана жить.

Возле моей двери, прислонившись к ней, стоит Багира. На ней голубой полушубок, мини-юбка и стильные колготки – только на сей раз не порванные.

Увидев меня, она оживает.