Снег

От переполнявшего его слишком огромного счастья он выслушал рассказы и слухи за столом не как новости о несчастьях, а как старую страшную сказку: один из мальчиков, работавших на кухне, рассказал Захиде, что на футбольный стадион, где ворота виднелись из-под снега лишь наполовину, привели очень многих арестованных, весь день держали их на морозе, чтобы большинство из них простудились под снегом и даже замерзли и умерли; и что он слышал, как нескольких из них расстреляли у входа в раздевалки в назидание остальным. Свидетели террора, который весь день чинили в городе З. Демиркол и его друзья, возможно, преувеличивали: рассказывали, например, о нападении на общество «Месопотамия», где молодые курдские националисты занимались исследованиями «фольклора и литературы»; так как нападавшие никого там не нашли, то сильно избили не интересовавшегося политикой старика, который подавал чай в обществе, а по ночам спал там. До утра избивали двух парикмахеров и одного безработного, которым полгода назад устроили допрос, но не стали задерживать, после того как статуя Ататюрка перед входом в деловой центр имени Ататюрка была облита водой с краской и помоями. Они признали свою вину и прочие свои враждебные идеологии кемализма действия (разбитый молотком нос статуи Ататюрка в саду профессионально-технического лицея; непристойные надписи на плакате с портретом Ататюрка, висевшим на стене в кофейне «Онбешлилер»; планы по разрушению топором статуи Ататюрка напротив резиденции местных властей). Один из двух молодых курдов, которых обвиняли в том, что они после театрального переворота писали лозунги на стенах домов на проспекте Халит-паши, был убит, а другого, арестовав, избили до потери сознания, а когда безработный юноша, которого привели, чтобы он стер лозунги на стенах училища имамов-хатибов, побежал, стали стрелять ему по ногам. Всех, кто говорил непристойности о военных и актерах, и тех, кто распространял необоснованные слухи, арестовали благодаря доносчикам, сидевшим в чайных, но все равно ходило очень много раздутых слухов, как это всегда бывает во времена различных потрясений и разгула преступности. Говорили о молодых курдах, которые погибли при взрыве бомб у них в руках, о девушках в платках, совершивших самоубийство в знак протеста против военного переворота, или о грузовике с динамитом, который остановили, когда он уже подъезжал к полицейскому участку в квартале Инёню.

Ка уже и раньше слышал о нападениях с участием смертников на грузовике со взрывчаткой и потому спокойно сидел весь вечер рядом с Ипек, не обращая никакого внимания на эти разговоры.

Поздно вечером, когда Тургут-бей и его дочери вслед за Сердар-беем встали, чтобы удалиться в свои комнаты, Ка пришло в голову позвать Ипек к себе. Но чтобы не нарушить ощущения счастья, если ему откажут, он вышел из комнаты, даже не кивнув Ипек.

34 Да и Кадифе не согласится

Посредник

Ка выкурил сигарету, глядя из окна на улицу. Снегопад уже прекратился; на пустынных улицах, покрытых снегом, под бледным светом уличных фонарей повисла неподвижность, дарившая ощущение покоя. Ка прекрасно знал, что это ощущение было связано скорее не с красотой снега, а с любовью и счастьем. И к тому же его успокаивало то, что здесь, в Турции, он был окружен множеством людей, похожих на него, подобных ему. И он был счастлив настолько, что признался себе в том, что это чувство покоя усиливается от само собой возникшего чувства превосходства над этими людьми, поскольку он приехал из Германии и из Стамбула.

В дверь постучали, и Ка был поражен, увидев перед собой Ипек.

– Я все время думаю о тебе, не могу уснуть, – сказала она, входя.

Ка сразу понял, что они будут любить друг друга до утра, не обращая внимания на Тургут-бея. Возможность обнимать Ипек, не испытывая боли ожидания, – в это невозможно было поверить. Пока они были всю ночь близки, Ка понял, что существует некое место по ту сторону счастья и что ему самому не хватает жизненного и любовного опыта, который был у него до того дня, чтобы чувствовать это пространство вне времени и вне страстной любви. Впервые в жизни он чувствовал себя настолько спокойно. Он забыл сексуальные образы, которые держал наготове в уголке своего сознания, когда прежде занимался любовью, забыл желания, позаимствованные из порнографических журналов и фильмов. Пока он телом любил Ипек, он слышал музыку, которой раньше в себе не замечал, и двигался в гармонии с ней. Он то и дело начинал дремать, видел, что бежит во сне, в котором царит райская атмосфера летних каникул, видел, что он бессмертен, что ест нескончаемое яблоко в падающем самолете, и, почувствовав пахнущую яблоком жаркую кожу Ипек, просыпался, с очень близкого расстояния в бледном желтоватом свете уличных фонарей и снежном свете, падающем с улицы, смотрел в глаза Ипек и, увидев, что она проснулась и безмолвно смотрит на него, чувствовал, что они лежат, словно два бок о бок отдыхающих кита на отмели, и замечал тогда, что их руки сплетены.