Снег

– Вчера вечером был пойман Ладживерт! – сказал Ка. – Почему ты отворачиваешься? Нам ничего не грозит. Да, Кадифе расстроится. Но что касается меня, это меня успокоило. – Он быстро рассказал ей о том, что слышал от Суная, и объяснил, что ночью они слышали взрыв и звуки выстрелов. – Ты ушла утром, не разбудив меня. Не бойся, я разберусь с этим, никто не пострадает. Мы поедем во Франкфурт и будем счастливы. Ты поговорила с отцом?

Он сказал ей, что будет заключена сделка, для чего Сунай отправит его самого к Ладживерту, но сначала он должен поговорить с Кадифе. Чрезмерное беспокойство, которое он видел в глазах Ипек, означало, что она волнуется из-за него, и это ему понравилось.

– Через какое-то время я пришлю Кадифе в твой номер, – сказала Ипек и ушла.

Поднявшись к себе, он увидел, что постель застлали. Вещи, среди которых он вчера провел самую счастливую ночь в своей жизни, бледная лампа на столике, выцветшие занавески сейчас были в совершенно ином снежном свете и безмолвии, но он все еще мог вдыхать запах, оставшийся в комнате после ночи любви. Он бросился на кровать и, глядя в потолок, попытался понять, какие беды могут его постигнуть, если он не сможет убедить Кадифе и Ладживерта.

Как только вошла Кадифе, она сказала:

– Расскажи, что ты знаешь об аресте Ладживерта. Его мучили?

– Если бы его мучили, то меня бы к нему не отвели, – сказал Ка. – Скоро отведут. Его поймали после собрания в отеле, а больше я ничего не знаю.

Кадифе посмотрела из окна на улицу, на заснеженный проспект.

– Сейчас ты счастлив, а я несчастна, – сказала она. – Как все изменилось после нашей встречи в кладовой!

Ка вдруг вспомнил, как вчера после полудня они встречались в 217-м номере отеля и как перед выходом из комнаты Кадифе вытащила пистолет и обыскала его, – вспомнил так, словно это был очень давний и сладкий миг, связывавший их друг с другом.

– Это не все, Кадифе, – сказал Ка. – Люди из окружения Суная убедили его в том, что Ладживерт замешан в убийстве директора педагогического института. В Карс даже прислали дело, в котором есть доказательства, что именно он убил в Измире телеведущего.

– Кто эти люди, которые окружают его?

– Несколько сотрудников Национального разведывательного управления в Карсе… и несколько военных, связанных с ними… Но Сунай не находится полностью под их влиянием. У него есть свои цели, связанные с искусством. Это его слова. Сегодня вечером он хочет сыграть одну пьесу в Национальном театре и дать тебе роль. Не кривись, слушай. Будет прямая трансляция по телевидению, будет смотреть весь Карс. Если ты согласишься сыграть, а Ладживерт убедит студентов училища имамов-хатибов и они придут на спектакль, будут сидеть тихо, прилично, смотреть и хлопать там, где надо, Сунай тут же отпустит Ладживерта. Все будет забыто, никто не пострадает. Он послал меня в качестве посредника.

– Что за пьеса?

Ка рассказал об «Испанской трагедии» Томаса Кида и сказал, что Сунай предупредил, что изменил и адаптировал пьесу.

– Уже многие годы во время турне по Анатолии он адаптировал Корнеля, Шекспира и Брехта на свое усмотрение, соединяя пьесы с танцем живота и с неприличными песнями.

– Должно быть, во время прямой трансляции я буду женщиной, которую изнасилуют, чтобы началась кровная вражда.

– Нет. Ты будешь девушкой-мятежницей, которая, закрывая голову, как испанская дама, устает от кровной вражды и однажды, в момент гнева, сбрасывает свой платок.

– Здесь, чтобы быть революционером, необходимо не снимать платок, а надеть его.

– Это пьеса, Кадифе. И ты сможешь снять платок, так как это спектакль.

– Я поняла, чего они хотят от меня. Даже если это и пьеса и даже если в пьесе будет пьеса, я не сниму платок.

– Послушай, Кадифе, через два дня снег прекратится, дороги откроются и заключенный попадет в руки безжалостных людей. И тогда ты не увидишь Ладживерта до конца своих дней. Ты подумала об этом?

– Я боюсь, что если подумаю, то соглашусь.

– К тому же под платок ты наденешь парик. Никто не увидит твоих волос.

– Если бы я собиралась надеть парик, я бы сделала это давно, как другие, чтобы попасть в институт.

– Сейчас вопрос не в том, чтобы сохранить чувство собственного достоинства при входе в институт. Ты сделаешь это для того, чтобы спасти Ладживерта.

– Интересно, а захочет ли Ладживерт, чтобы я устроила его освобождение, открыв голову?

– Захочет, – ответил Ка. – То, что ты откроешь голову, не нанесет вреда чувству собственного достоинства Ладживерта. Потому что о ваших отношениях никто не знает.

По гневу в ее глазах он понял, что смог попасть в больное место Кадифе, и потом Ка увидел, что она странно улыбнулась, и испугался этого. Его охватил страх и ревность. Он боялся, что Кадифе скажет ему что-нибудь ужасное об Ипек.

– У нас немного времени, Кадифе, – сказал он, охваченный все тем же странным страхом. – Я знаю, что ты понимающая и умная девушка и легко сможешь выйти из этой ситуации. Я говорю тебе это как человек, многие годы живший жизнью политического изгнанника. Послушай меня: жизнь проживают не для принципов, а для того, чтобы быть счастливым.