Снег

– Ты завидуешь Ладживерту, ты его ненавидишь, – сказала Кадифе. – Ты его даже человеком не считаешь. Ты как те светски настроенные люди, которые считают, что все, кто не европеизирован, примитивны, безнравственны, низший класс и сделать из них людей можно с помощью побоев. Тебя обрадовало то, что я склоню голову перед военной силой ради спасения Ладживерта. Ты даже не пытаешься скрыть эту аморальную радость. – В ее глазах горела ненависть. – Раз уж по этому вопросу сначала должен принять решение Ладживерт, то почему ты, еще один турецкий мужчина, после Суная не пошел прямо к Ладживерту, а сначала пошел ко мне? Хочешь, я скажу? Потому что ты хотел сначала увидеть, как я по собственному желанию склоню голову. А это дало бы тебе превосходство перед Ладживертом, которого ты боишься.

– Правда, я боюсь Ладживерта. Но то, что ты сказала, несправедливо, Кадифе. Если бы я сначала пошел к Ладживерту и, как приказ, сообщил тебе его решение, чтобы ты сняла платок, ты бы не последовала его решению.

– Ты уже не посредник, ты человек, который сотрудничает с тиранами.

– Кадифе, я не верю ни во что, кроме необходимости без проблем уехать из этого города. И ты теперь ни во что не верь. Ты всему Карсу доказала, что умная, гордая и смелая. Как только выберемся отсюда, мы уедем с твоей сестрой во Франкфурт. Для того чтобы стать там счастливыми. Я говорю, делай то, что тебе нужно, чтобы быть счастливой. Вы с Ладживертом сможете жить весьма счастливо как политические эмигранты в каком-нибудь европейском городе, выбравшись отсюда. Я уверен, что и твой отец приедет следом. А для этого прежде всего тебе необходимо мне доверять.

Пока он говорил о счастье, слезы, переполнявшие глаза Кадифе, закапали ей на щеки. Улыбаясь так, что это пугало Ка, Кадифе быстро стерла слезы ладонью.

– Ты уверен, что моя сестра уедет из Карса?

– Уверен, – сказал Ка, хотя он вовсе не был уверен.

– Я не настаиваю, чтобы ты отдал зажигалку и сказал, что сначала видел меня, – сказала Кадифе надменно и снисходительно, как принцесса. – Но я хочу быть совершенно точно уверенной в том, что, когда я сниму платок, Ладживерта отпустят. Гарантий Суная или какого-нибудь другого человека недостаточно. Все мы знаем Турецкое государство.

– Ты очень умна, Кадифе. Ты – человек, который больше всех в Карсе заслуживает счастья! – сказал Ка. Вдруг ему захотелось сказать: «И еще Неджип заслуживал», но он тотчас об этом забыл. – И отдай мне зажигалку. Может быть, если будет удобно, я отдам ее Ладживерту. Доверься мне.

Когда Кадифе протягивала ему зажигалку, они неожиданно обнялись. В какой-то момент Ка с нежностью ощутил в своих руках тело Кадифе, более легкое и изящное, чем у ее сестры, и с трудом сдержался, чтобы не поцеловать ее. В тот же миг в дверь быстро постучали, и он подумал: «Хорошо, что я сдержался».

В дверях стояла Ипек, она сказала, что приехала военная машина, чтобы забрать Ка. Пытаясь понять, что происходит в комнате, она долго, мягко и задумчиво смотрела в глаза Ка и Кадифе. Ка вышел, не поцеловав Ипек. Обернувшись в конце коридора со смешанным чувством вины и победы, он увидел, что сестры обнялись.

35 Я не являюсь ничьим агентом

Ка и Ладживерт в камере

Долгое время Ка не покидал образ Ипек и Кадифе, обнимавшихся в конце коридора. Когда военная машина, где он сидел рядом с водителем, остановилась на углу проспекта Ататюрка и проспекта Халит-паши, перед единственным в Карсе светофором, Ка с высокого сиденья увидел на втором этаже старого армянского дома, поодаль, сквозь щель между непокрашенной створкой окна, открытой для свежего воздуха, и занавеской, колыхавшейся от легкого ветра, – увидел вмиг, как в рентгеновских лучах, – все детали тайного политического собрания, проводившегося внутри, и, когда взволнованная белокожая женщина отодвинула рукой занавеску и в гневе закрыла окно, с поразительной точностью предположил, что происходит в освещенной комнате: два опытных боевика из числа лидеров курдского националистического движения Карса пытались убедить одного официанта чайной, старший брат которого был убит во время вчерашних ночных налетов и который сейчас обливался потом рядом с печью из-за облепившей все его тело изоляционной ленты марки «Газо», что он сможет легко войти в Управление безопасности на проспекте Фаик-бея через боковую дверь и взорвать бомбу, которая была на нем.