Снег

– Тогда скажи ему: я отказываюсь от его предложения. А тебя благодарю за то, что ты взял на себя труд прийти сюда.

В какой-то момент Ка подумал, что Ладживерт встанет, пожмет ему руку и выставит его за дверь. Наступила тишина.

Ладживерт спокойно раскачивался на задних ножках стула.

– Если ты не сможешь выбраться целым и невредимым из этого отвратительного города Карса, так как роль посредника тебе не удалась, это будет не из-за меня, а из-за того, что ты болтал, хвалясь своим атеизмом. В этой стране человек может хвалиться своим атеизмом, только если у него за спиной стоят солдаты.

– Я не из тех, кто хвалится атеизмом.

– Тогда хорошо.

Они вновь помолчали и покурили. Ка почувствовал, что не остается ничего, кроме как встать и уйти.

– Ты не боишься смерти? – спросил он потом.

– Если это угроза – не боюсь. Если дружеское любопытство – да, боюсь. Но что бы я теперь ни сделал, эти тираны меня повесят. Делать нечего.

Ладживерт улыбнулся, нежно глядя на Ка взглядом, от которого тому стало не по себе. Этот взгляд говорил: «Смотри, я в более трудном положении, чем ты, но все же спокойнее тебя!» Ка со стыдом почувствовал, что с тех пор, как влюбился в Ипек, его волнение и беспокойство связаны с надеждой на счастье, которую он носит внутри себя как сладкую боль. Неужели у Ладживерта не было такой надежды? «Досчитаю до девяти, встану и уйду, – сказал он себе. – Один, два…» Досчитав до пяти, он решил, что если не сможет переубедить Ладживерта, то не сможет и увезти Ипек в Германию.

Он какое-то время вдохновенно говорил о том о сем. Говорил о невезучих посредниках из черно-белых американских фильмов, которые он видел в детстве; о том, что обращение, сочиненное на собрании в отеле «Азия», можно будет издать в Германии (если привести его в порядок); о том, что когда люди ради упрямства и сиюминутных желаний принимают неверные решения, то потом могут сильно раскаяться: например, когда он сам учился в лицее, с таким же гневом покинул баскетбольную команду и больше не вернулся; о том, что в тот день пошел на Босфор и долго смотрел на море; о том, как он любит Стамбул; о том, какая красота весной под вечер в бухте Бебек[61], и еще о многом другом. Он старался не теряться под взглядом Ладживерта, смотревшего на него хладнокровно, и не замолчать, но все это делало встречу похожей на последнее свидание перед смертной казнью.