Снег

– Что мне нужно делать?

– Я сейчас поднимусь в свою комнату, – сказал Ка. – Приходи через какое-то время и положи мне на голову руки. Немного, не слишком долго.

Пока он говорил, он понял по испуганным глазам Ипек, что она не сможет этого сделать, и встал. Она была провинциалкой, здешней; она была чужой для Ка, и он просил у нее о том, чего чужой человек не может понять. Он с самого начала не должен был делать этого глупого предложения, если не хотел увидеть на ее лице непонимание. Поднимаясь по лестнице, Ка винил себя в том, что убедил себя, что влюблен в эту женщину. Он вошел в свою комнату, бросился на кровать и прежде всего подумал, какую глупость сделал, что приехал сюда из Стамбула, а затем о том, что совершил ошибку, приехав из Франкфурта в Турцию. Если бы его мать, которая двадцать лет назад пыталась удержать его подальше от литературы и стихов, чтобы сын жил нормальной жизнью, узнала, что в сорок два года его счастье будет зависеть от женщины из Карса, которая «занимается кухней» и режет хлеб толстыми ломтями, что бы она сказала? Что бы сказал отец, если бы услышал, что его сын, встав в Карсе на колени перед шейхом из деревни, говорит со слезами на глазах о вере в Аллаха? На улице опять пошел снег, и перед окном медленно проплывали огромные печальные снежинки.

В дверь постучали, он с надеждой вскочил и открыл. Это была Ипек, но выражение лица у нее теперь было совсем другое: она сказала, что приехала военная машина и два человека, вышедшие из нее (один из них военный), спрашивают Ка. Ипек ответила им, что он здесь и она ему передаст.

– Понятно, – сказал Ка.

– Если хочешь, я сделаю тебе этот массаж. Недолго, минутки две, – сказала Ипек.

Ка втянул ее в комнату, закрыл дверь, поцеловал один раз, а затем усадил у изголовья кровати. Сам лег на кровать и положил голову ей на колени. Так они оставались молча какое-то время, смотрели в окно на улицу, на ворон, прогуливавшихся по снегу на крыше здания мэрии, построенного сто десять лет назад.

– Ладно, достаточно, спасибо, – сказал Ка.

Он осторожно снял с крючка свое пальто пепельного цвета и вышел. Спускаясь по лестнице, он вдохнул запах пальто, напоминавший ему о Франкфурте, и на мгновение ощутил тоску по своей жизни в Германии со всеми ее оттенками. В той жизни был светловолосый продавец по имени Ханс Хансен, он помогал ему, когда он покупал пальто в «Кауфхофе», а потом Ка видел его еще раз, когда через два дня пришел, чтобы укоротить пальто. Ка понял, что этот Ханс припомнился ему ночью, в перерывах между сном, возможно из-за его слишком немецкого имени и светлой кожи и волос.

21 Но я никого из них не знаю

Ка в холодных страшных комнатах

За Ка прислали старый американский грузовик времен Второй мировой войны – такие уже и тогда в Турции почти не использовались. Встретивший Ка в холле моложавый бледный человек в штатском, с носом, похожим на клюв, посадил его посредине, а сам сел сбоку, у двери, словно для того, чтобы Ка не открыл дверь и не убежал. Однако вел он себя довольно вежливо, называл Ка «господином», так что тот сделал вывод, что человек этот не полицейский в штатском, а офицер из Национального разведывательного управления и, может быть, с ним не будут плохо обращаться.

Они медленно проехали по совершенно пустым белоснежным улицам. Место водителя в военном грузовике, оборудованное несколькими неработающими автомобильными приборами со сломанными стрелками, располагалось довольно высоко, и Ка через просветы в занавесках на окнах некоторых домов видел комнаты. Везде были включены телевизоры, но весь Карс задернул шторы и затаился. Они ехали по тому же, но совершенно изменившемуся городу, и Ка показалось, что и водитель, и человек с птичьим носом околдованы красотой улиц, словно явившихся из сна, красотой старых русских домов петербургской архитектуры, диких маслин, покрытых снегом, которые они видели сквозь дворники, с трудом успевавшие счищать снег.

Они остановились перед Управлением безопасности и быстро вошли внутрь, потому что довольно сильно замерзли в грузовике. По сравнению со вчерашним днем внутри было так много народу и так много движения, что Ка на какой-то момент испугался, хотя и знал, что так будет. Здесь царили та странная суматоха и сумятица, которые всегда бывают в тех местах, где собиралось вместе много турок. Ка вспомнил коридоры суда, проходы на футбольный стадион, автовокзалы. Однако здесь ощущалась и атмосфера смерти и ужаса, как в пропахших йодом больницах. Мысль о том, что где-то рядом кого-то пытают, наполнила сердце Ка чувством вины и страхом.