Снег

– То были наши самые плохие годы, – сказал Сунай. – Все газеты писали о том, что мы потеряли расположение общества, стамбульских и анкарских идиотов. В тот день, когда я поймал самую большую удачу в своей жизни (которая приходит только к счастливчикам и гениям), да, в тот день, когда я со своим искусством должен был войти в историю, земля внезапно выскользнула у меня из-под ног, и в одно мгновение я оказался в самой жалкой грязи. Но и тогда я не испугался, сражался с отчаянием. Я вовсе не потерял веру в то, что даже если погружусь в эту грязь еще глубже, то среди невежества, нищеты, позора и нечистот смогу найти настоящий сценический материал, как большой драгоценный камень. Чего же ты боишься?

Из коридора показался доктор в белом халате, с сумкой в руках. Пока он, с несколько наигранным беспокойством, доставал и приспосабливал аппарат для измерения давления, Сунай с таким трагическим видом смотрел на белый свет, лившийся из окна, что Ка вспомнил, как именно он «потерял расположение общества» в начале 1980-х. Но Ка лучше помнил роли Суная 1970-х годов, которые его и прославили. В те годы, когда политизированный левый театр переживал свой золотой век и мелких трупп такого толка было великое множество, Суная выделяли не только актерский талант и трудолюбие, но и особый Божий дар – качества лидера, которые видел в нем зритель, когда он играл главные роли в некоторых пьесах. Сунай очень нравился молодым турецким зрителям в ролях сильных исторических личностей, наделенных властью: Наполеона, Ленина, Робеспьера или революционеров-якобинцев вроде Энвер-паши и местных народных героев, которых считали похожими на них. Ученики лицеев и «передовые» университетские студенты со слезами на глазах и с бурными аплодисментами смотрели, как он громким убедительным голосом говорит о страданиях народа, как он, получив оплеуху от тирана, гордо поднимает голову и говорит: «Однажды вы непременно нам за это заплатите», как он в самые тяжелые дни (его обязательно должны были бросить один раз в тюрьму), с болью стиснув зубы, обнадеживает своих друзей, но, когда надо, может ради счастья народа безжалостно прибегнуть к силе, даже если его душа разрывается. Говорили, что в его игре заметно влияние полученного им военного образования, – особенно ярко это проявлялось в решимости, с которой он карал злодеев, когда в конце спектакля власть переходила в его руки. Он учился в военном лицее «Кулели»[47], но его выгнали с последнего курса за то, что он сбегал на лодке в Стамбул развлекаться в театрах Бейоглу и тайно поставил в лицее пьесу под названием «Пока не растаял лед».

После военного переворота 1980 года политизированный левый театр был запрещен, а государство в честь столетия со дня рождения Ататюрка решило снять о нем большой телевизионный фильм. В прежние годы никто и не помышлял о том, что этого светловолосого, голубоглазого великого героя европеизации сможет сыграть какой-нибудь турок, и в главной роли этих великих национальных фильмов, которые никогда не были сняты, всегда видели таких западных актеров, как Лоуренс Оливье, Курт Юргенс или Чарлтон Хестон. На этот раз газета «Хюррийет», разобравшись в вопросе, убедила общественное мнение в том, что какой-нибудь турок «уже» сможет сыграть Ататюрка. К тому же было объявлено, что актера, который будет играть Ататюрка, выберут читатели, которые вырежут из газеты и пришлют в редакцию специальный купон. Стало понятно, что среди кандидатов, предложенных отборочным жюри, еще с первого дня народного голосования, начавшегося после демократичной процедуры представления участников, с заметным превосходством выходит вперед Сунай. Турецкий зритель сразу почувствовал, что красивый, величественный и внушающий доверие Сунай, много лет игравший якобинцев, сможет сыграть Ататюрка.