Снег Энцелада

— А вторая половина?

— А вторая половина в долгах у Свата.

— А Снаткина?

Сарычев снизил скорость до пешеходной, всматривался в дорогу.

— Снаткина дура… Мы с ней в школе вместе учились…

Не думал, что Сарычев такой старый.

— Я во втором был, а она десятый оканчивала, — рассказывал Сарычев. — В столовой пацаны из нашего класса пошутить хотели, в котлету камушек засунули, эта котлета Снаткиной как раз и выпала. Она укусила и зуб сломала. Ну, сломала и сломала, думали, забудет. А не забыла…

Сарычев снова притормозил и уставился в песок.

— Узнала, что из нашего класса пацаны пошутили, после школы подкараулила… Одного контузила.

— Как контузила? — не понял я.

— Велосипедной спицей. Из спицы можно сделать хороший пугач, там нужны спички и болтик…

Спички и болтик.

— Пацан бежал, а она его из-за угла пугачом шварк! Он в непонятках — да и любой бы в непонятках был — по башке пугачом! Пацан потерялся, а она ему еще две спицы о голову взорвала!

Я представил, как Современный Прометей изготовляет из аргентинских спичек аргентинский пугач и производит контузию ретивому гомункулюсу Аркаше.

— У пацана сотрясение мозга, Снаткину на учет поставили, но потом к ней никто не подходил. Так замуж и не вышла. К ней один слесарь наш попытался сунуться, так она его отверткой чуть не заколола!

Люблю Снаткину.

— Ага… — Сарычев затормозил. — Посиди чуток, ладно? Я сейчас…

Сарычев достал с заднего сиденья дриллинг и выпрыгнул из машины.

— Я быстро, — пообещал Сарычев.

Сарычев скрылся в придорожных кустах, я остался в машине.

Я сидел и смотрел перед собой. Смотреть по сторонам не решался, опасался ее увидеть. Подниму голову, взгляну направо, а она здесь, стоит возле машины…

Сарычев не заглушил двигатель. Можно пересесть за руль…

Наверняка он это нарочно, какая на фиг росомаха…

Выстрел. Выстрел. Я ждал третьего, но через минуту вернулся Сарычев, залез в машину, ружье забросил назад, откинулся в кресле.

— Убили? — спросил я.

— Что? А да, завалил. Лошадь…

— Лошадь? — мне показалось, что я ослышался.

— Ну да, кобылу.

Сарычев устало достал портсигар, из него толстую самодельную сигарету.

— Зимой еще из садика сбежала, — пояснил он. — В феврале…

Сарычев закурил, и салон наполнился неожиданно приятным дымом.

— Чистая «Вирджиния», — пояснил Сарычев. — Из настоящей кубинской рассады. Я ведь на Кубе когда-то служил, там с одним человечком и подружился. Сигары мне присылает, кофе приличный, семена табачные. Попробуешь?

Я едва удержался, дым был необычайно вкусный, и обстановка весьма располагала — вечер в лесу, безлюдье, тишь, смерть лошади, курить охота.

— Спасибо, — отказался я. — Я дал зарок.

— Да, я сам дал, — Сарычев с удовольствием затянулся. — Зарок — это святое… Я в монастырь тоже разное поставляю, брус, доску, вагонку… А как по-другому-то? Никак…

— А лошадь зачем застрелили? — не понял я.

— Так сама виновата. Блуданула, так чего уж. Конюха своего раздавила.

— Как это?

— Он ее в сани стал запрягать, а она назад и сдала. А сани хорошие такие, кованые, тяжелые, конюху в брюхо воткнулись, так и помер. Дети все видели, родители опять же. Директор пообещал им, что Жубарку нарушат.

Жубарку нарушат. То есть уже нарушили.

— А она не дура — на другой день и ушла. Так с тех пор и искали.

— Зачем?

— Ну, сам понимаешь, она конюха убила. Если каждая лошадь станет конюхов давить, кто же тогда в конюхи пойдет?

За голову Жубарки была назначена награда, и с тех пор многие городские охотники пытали счастья в лошадином сафари. Наверное, лицо у меня сделалось печальным, Сарычев рассмеялся.

— Шутка, — сказал он. — Жива лошадь, жива. Она вовсе из садика не убегала, так там и работает.

— А…

— А конюха да, продавила, — Сарычев затянулся с таким удовольствием, что мне захотелось курить еще сильнее. — Но он сам виноват, пьянь, лошадь никто не осудил, наоборот.

— А зачем вы тогда стреляли?

— Примета такая, — пояснил Сарычев. — Если патроны в стволе, то лучше с ними из леса домой не возвращаться, лучше их выпустить. Может, ко мне заскочим?

Сарычев докурил самокрутку, спрятал окурок в специальную каморку портсигара.

— Давай заедем, — снова предложил Сарычев. — Я хлебопечи зарядил, на своей закваске! Хлеб получается… можно одним хлебом питаться! Я тебе дам пять буханок.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Но у нас сегодня еще много работы.

— Книга? — с сочувствием спросил Сарычев.

— Книга, — сказал я.

— Понимаю. Книга — это непросто… это очень много работы. Но нам она очень нужна.

— Да?

Им нужна моя книга. Это известие достойно…

— Да, — абсолютно уверенно сказал Сарычев. — Нам нужна книга.

Он воткнул передачу, поехали.

— Я недавно был в Арзамасе, так там про город девять книг написано, — сообщил Сарычев. — А у нас что? После того как вы ко мне приезжали, я стал думать про это. Пора написать про Чагинск, Виктор.

Пришла зима, и Жубарка забодала конюха Евдокима.

— Но мы пишем про другое…

— Это понятно! — Сарычев включил кондиционер. — Про другое — это очень хорошо, я еще тогда сказал. Но сначала лучше про Чагинск.

Я направил на себя холодный воздух.

— У нас ведь в Чагинске история хорошая. Пересвет здесь жил, адмирал опять же…