С л и н к о в. Может, еще прикажешь и на колени перед ними упасть?
Л а р и с а. Да, и упади, упади!
С л и н к о в. Еще раз на посмешище хочешь меня выставить? Ну, нет!
Л а р и с а. Боишься? Оказывается, ты не только подлец, но и трус.
С л и н к о в. Полегче на поворотах!
Л а р и с а. Борис! Если ты не вернешься, не попросишь прощения, то и нам доверия не будет. А потерять доверие у людей — это самое страшное. Как же можно жить без веры в человека? Обо всех нас подумай! Пойдем! Люди поймут, простят…
С л и н к о в. Пусти! Сами из меня мертвого сделали, а с мертвого спроса нет.
Л а р и с а. Борис! Бори-ис!..
Н а с т а с ь я. Глафира, ступай корову подои, не управляюсь я. Вот-вот наши с поля приедут, дьявол их туды занес, а мне еще мясо жарить да жарить.
Г л а ш а. Сырым подавай — сожрут.
Н а с т а с ь я. Ты это что? На кого?
Г л а ш а. Вот теперь — уеду. И Полинку с собой заберу. Не житье тут теперь.
П о л е н ь к а. Ой, Глаша, родненькая, я подою, подою…
Н а с т а с ь я. Ты чего это при девчонке о своих братьях, об ее отце так? Люди в городе свои дела побросали, помощь нам с тобой исделать приехали, а ты… Другая на твоем месте спасибочки бы сказала, до земли поклонилась.
Г л а ш а. Троглодитам кланяться?
Н а с т а с ь я. С поля ты будто не своя приехала. Уж не приключилось ли там чего?
Г л а ш а. Ох, мама, не спрашивай. Ничего-то ты не знаешь.
Н а с т а с ь я. А не знаю — скажи.
Г л а ш а
Н а с т а с ь я. Господь с тобой, да что это тебе такое на ум пришло? Вон ведь телеграмма какая сурьезная пришла. Поедешь, вылечат тебя, уж так будем ждать тебя, доченька.
Г л а ш а. Какая телеграмма! Я сорок сороков статей прочитала — нету спасения. Мне жить — хорошо если месяц-два осталось… Ах, Кузьма Илларионович, Кузьма Илларионович!
Н а с т а с ь я
Г л а ш а. Только-только наш Сухой Лог по-настоящему хорошеть начал…. Люди повеселели… Большая вера у народа появилась. Патриоты парней, девчат наших расшевелили, никто уж из села убегать не хочет. Звенит кругом, поет все, а меня на тот год об эту пору уже не будет…
Н а с т а с ь я. Будя, будя! Что ты, что ты, голубушка! Вылечат, беспременно вылечат, раз сам Мефодьев сказал — деваться некуда. Они, настоящие партейные, такие: скажут — сбудется! Только верить им надо. Шпыняем их, партейных-то, шипим иной раз на них, а забываем, что всем хорошим им обязаны. И в войну первыми в огонь шли, гибли несчетно, и завсегда поклажу на себя самую тяжкую в жизни взваливают…
Г л а ш а. Мама, мама! Да ведь я же… Господи! Как я теперь умереть хочу!
Н а с т а с ь я. А ты не терзай себя. Да и кто это… допытываться станет, что с Фроловым у тебя грех вышел?
Г л а ш а. Ах, мама! Сама я Мефодьеву открылась… Сама про все, как есть, рассказала.
Н а с т а с ь я. Пресвятая богородица! Спаси и помилуй!
Ты еще куда?
Д е д А к и м. Овса Буланому засыпать.
Н а с т а с ь я. Избу спалишь. Кто тебе фонарь-то зажег?
Д е д А к и м. Руки трясутся, чуть пузырь не разбил.
Н а с т а с ь я
Д е д А к и м. Вчерась меня Мефодьев сызнова в главные конюха кликал. Не пошел, ноги не держут… Мне бы только ноги укрепить.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги