Снега моей души

Так они двигались до вечера. И пора бы остановиться, но Иван, большой знаток этих мест, не хотел этого.

– Скоро будет избушка. Она старенькая, но поместимся все! – подбадривал он друзей. Друзья хмурились и молчали.

Но всё имеет своё окончание – впереди неожиданно показалась потемневшая крыша строения.

«На сегодня достаточно», – Иван соскочил с лошади. Все спешились и привязали лошадей к лиственницам, метрах в пяти от избушки. Каждый из друзей знал свои обязанности, такая практика сложилась за многие годы. Кто-то разжигал костёр, кто-то пошёл на поиски воды, кто-то рубил дрова. Иван всегда начинал подготовку к ночевке с того, что чисто выметал пол избы. Он любил спать в спальном мешке, расположившись на полу у двери. И поэтому, первым делом наломал веток и связал веник. Распахнув дверь избы, он, по-хозяйски подбоченясь, оглядел помещение.

Изба как изба. Подслеповатое оконце, нары по обе стороны и стол между ними. Справа от двери стояла печка, изготовленная из старой металлической бочки. Бочка лежала на боку и была обложена камнями – так дольше отдавалось в помещение тепло. Иван заглянул под нары, но ничего не увидел: на улице смеркалось, а свет в окошко почти не проникал, так как ветви лиственниц закрыли его, плотно обступив дальнюю стену избы, в которой это окошко было прорублено.

– Из-под нар выметать не буду, – подумал он и начал мести от стола в сторону печки. Работу он делал не спеша, растягивая удовольствие, которое получал от этих нехитрых движений. Изредка бросая взгляд на раскрытую дверь, он постепенно двигал веником растущую кучку мусора к печи. Сумерки неслышно подкрадывались к лагерю, вытекая сизой пеленой из тайги, которая всё плотнее обступала место их лагеря. Темнота незаметно заполнила углы избушки и сгустилась под нарами до черноты. И только пляшущее пламя костра освещало мерцающим красным светом порог и часть пола перед ним.

Кучка мусора всё ближе и ближе продвигалась к печке. Обметая пол вокруг печки, Иван подошел к углу за ней и наклонился, чтобы лучше достать веником.

И вдруг…

Перед его глазами неожиданно возникло омерзительное, маленькое сморщенное личико! И глаза! Налитые кровью глаза! Личико отвратительно кривилось, неуловимо быстро меняясь, превращаясь в жуткую, неестественную какую-то, рыхлую маску. Ряды кривых, торчащих в разные стороны, острых и желтых зубов издали отвратительный скрежет, и волна зловония ударила в лицо Ивана.

Он дико закричал и отскочил в сторону. И в тот же миг мимо его ног шмыгнул мышью маленький, не более полуметра, человечек! Он был одет в какое-то тряпьё, на голове его криво сидела поношенная зимняя шапка с оторванным ухом. Прихрамывая, он подбежал к нарам, резко обернулся, проскрежетал зубами и шмыгнул в темноту…

В избу ворвались друзья с ружьями наперевес! Иван выхватил ближайшее ружьё и выстрелил дуплетом в черноту теней под нары, в ту сторону, куда заскочил человечек. Вспыхнули ручные фонари, и их голубые в пороховом дыму лучи разом рассеяли темноту. Под нарами никого не было…

В ту ночь никто не заснул. Дверь избы они подперли колом и сторожко просидели у костра, тихо перебрасываясь словами и напряженно вслушиваясь в шорохи ночи.

Рано утром, не убирая кола от двери и заколотив окно, они подожгли избу с четырёх сторон.

Когда маленький караван отдалился от полыхающей избы шагов на двести, раздался тоскливый гортанный крик.

Друзья втянули головы в плечи и, не оборачиваясь, пришпорили коней…

Сестре Наталье с любовью.

Автор

Ручей Лающей Собаки (Суурэн Ытэрэр)

Пролог

Течение реки подхватило резиновую надувную лодку и, немного покрутив её на вьюне водоворота, понесло в наступающую темноту.

Моргающий огонёк горящего барака, его дробное, оранжево вихляющееся отражение в черных водах реки тянули на себя взгляд Сергея, усиливая черноту ночи и сужая окружающее пространство до размеров точки.

Уносимый незримым потоком в темноту ночи, он долго смотрел в сторону старого посёлка, все ещё не веря, что наступил конец всему этому кошмару, и что он жив-здоров, что впереди ещё много дел и лет, пусть трудных, но уже не опасных, не отдающих грязью и мертвечиной, и что жить он будет долго и, если сильно постарается в ближайшем будущем, счастливо.

Откинувшись на холодный, тугой баллон борта лодки, Сергей перевёл взгляд на горы, окружающие долину реки. Их строгие, почти альпийские, профили, еле видные на фоне сгущающегося фиолета ночного неба, за прошедший день покрылись свежевыпавшим, первым в этом году снегом, как будто поседели.

Поседели, увидев со своей высоты все те события, которые разворачивались в этой тихой, по-домашнему уютной долине, где нет ни болот, ни буреломов, а вокруг чистая, светлая тайга, и бежит весёлая, прозрачная до последнего камушка, река.

Красивейшее место…

I

Машина остановилась на развилке.