Эти блики солнца разбудили меня. Откинув простынь, я отвел свой взгляд от твоей наготы, стесняясь своего откровения, стыдясь возникших желаний. Стараясь ступать неслышно, подошёл к окну. За окном бушевало лето. Мир был переполнен любовью, радостью, наполнен радугами.
Спящая, по-детски поджавшая ноги, ты была очаровательна. Бархатная кожа твоих ног завораживала и тянула в сладкую пропасть…
Я отвернулся к окну. Там вдали я видел горы покрытые снегами.
Снегами моей души…
Ветер
Вот уже почти пять месяцев, как он один. Заехав в октябре на свой участок, который расположился в сердце Саян, он сразу же погрузился в ежедневные охотничьи хлопоты и заботы. Снег в этом сезоне радовал. Он шёл почти сутки и враз закрыл тяжелым покрывалом все распадки, склоны гор и ущелья. Исчезли многолетние завалы, пропала до весны непроходимость таёжного подлеска, ушла опасность серых полей курумника, и даже заросшие тальником берега реки как бы раздвинулись, доброжелательно открывая дорогу его лыжне.
Каждое утро он уходил на проверку ловушек. Соболей в этом сезоне было немного, и можно было не совершать многокилометровые обходы каждый день. Но он любил свою работу, такую привычную и, как ему казалось, красивую. И поэтому уходил в свой обход ежедневно. Лыжня тянулась тоненькой ниточкой вдоль реки, осторожно обходя парящие туманом промоины, в прозрачной глубине которых виднелись разноцветные камни дна реки. В этих местах деревья стояли, покрытые инеем, словно серебряные. И это серебро, на фоне глубокого фиолета пиков хребта, притягивало взгляд, заставляя замирать сердце.
А повороты реки звали и манили его всё дальше и дальше, не давая долго задерживаться на одном месте. Долина реки постепенно сужалась, всё туже сжимаемая скалами. И вскоре лыжня начала «забирать» вправо от реки и вверх.
Подъём становился круче и тяжелее. Но он не замечал этой тяжести. Сердце билось чуть учащенно, а дыхание было почти ровным. Шаг за шагом он поднимался на гребень горы. Долина реки уходила вниз и всё шире распахивались синие, стылые горизонты.
Вот впереди показались скалы, а вскоре и сама вершина открыла ему своё суровое, всё в морщинах лавинных сходов, лицо. По всем охотничьим понятиям, соболь здесь никогда не обитал. Он знал это. Но не прийти сюда… И каждый раз, сворачивая с нижней, рабочей тропы, приходил на этот гребень с волнением. Это было как свидание. Свидание со старыми, надёжными друзьями, с любовью к ним. Свидание с ушедшими годами…
Вот там, справа, опять разворчался лавинами упрямый Фигуристый белок.
«Ну, здорово, уважаемый! Всё ругаешься?»
А за дальним отрогом хребта виднеется шапка из облаков, которая накрыла вершину пика Грандиозный.
«Опять спишь, Старина? Да успеешь ещё! Давай-давай, просыпайся!»
Розовато-сиреневая вершина горы Пирамида казалась жемчужиной в снежной короне далёкого Тукшинского белогорья.
«Здравствуй, Маленькая! Ты, как всегда, очаровательна!»
Его взгляд нетерпеливо выхватывал, как знакомые лица из толпы, горы, пики, ажурный рисунок рек, покрытых зеленовато-чёрным льдом. Встречи, встречи, встречи…
Он вернулся в избу уже затемно. Раздевшись, не спеша помылся заранее приготовленной водой, растопил печурку. Взял отполированный до блеска медный чайник и вышел к реке.
Полнолуние правило бал.
Платиновый свет луны отражался в воде ледяной промоины. И этот свет, разрываемый течением, вспыхивал седыми искрами, которые плясали, перемигивались, исчезали и снова появлялись. Ледяные сосульки по краям промоины вторили ярким искрам бледными огоньками отражений. Темнота ночи в распадках казалась ему синим бархатом, на котором, как бриллианты, лежали острые снежные вершины, обрамлённые изморозью звёзд. Тишина обнимала его, и он слышал, как бьется сердце. А рядом жил, дрожал, пульсировал оранжевой точкой огонек окна избы…
Набрав воды, он вздохнул и медленно пошёл по тропе обратно. Уходил от реки с сожалением, ловя слухом хруст снега под ногами, тихое бормотание потока в черноте промоины, хрустальный, еле слышный перезвон льдинок над ним.
Войдя в избу, он поставил чайник на печурку. Золото отражения керосиновой лампы в отполированном боку чайника остановило его на полдороги к столу…
«Скоро март, а это значит, что мне пора возвращаться к людям».
В глубине ледяных гор зарождался ветер.
Ветер разлук…
Охотничья база Жуйкова,
Центральный Саян,
1995г.
Ты далеко
Вечер…
Опять наступает вечер. Вспыхивают фонари над проспектами и улицами. Он любил это время суток. В оранжевых сумерках вечера, в неоне витрин и желтых пятнах светящихся окон как-то нивелируются лица людей, идущих по тротуарам с ним рядом или встречающихся ему по дороге. Исчезают детали лиц, фигур, одежды. Уже не надо бросать взгляды на встречных, подсознательно ища знакомые лица. Взгляд скользит поверхностно, рассеянно, не останавливаясь ни на чём…