Снегири горят на снегу

— Саня, — тихо сказала Лида. Ее голос потаенно корректен. — Саня, ты хорошо играешь вальсы. Когда мы тебя уважаем, то предполагаем в тебе все мужские достоинства: не болтлив…

— Опять начинает, — сказал Саня. — Ехидная же ты! Будет тебе попадать от кого-нибудь. Дай бог…

Саня уходит в радиоузел. Оттуда слышится:

— Раз… раз… раз… раз… Проверка исправности. Раз… раз… раз… раз, — кричит Саня в микрофон, как в глухую раковину.

Я подхожу к книжному шкафу, разглядываю корешки книг. «Так что же мне выбрать?»

Вспоминаю участливый вопрос библиотекаря в городской публичной библиотеке:

— Так. Что вам?

И я — лекциями, спорами, пестрой и шумной информацией была подготовлена к такой обыденной рядовой фразе.

«Что вам?» А на полках многоэтажной библиотеки чуткие и добрые книги были готовы ответить мне на все, что только чуть-чуть затеплилось во мне, только наметилось. О музыке, о поэзии, о живописи. Я беру неизвестную мне книгу. Я еще ничего не знаю о ней, о ее авторе. Что это за человек? Что за художник? Как мыслил? Во мне только предрасположенность, а понятия мои зыбки, отрывочны, уходят, расползаются.

Я окунаюсь в мир строчек, забываю шепот, шелест тетрадок. И вот уж шаткие сведения мои складываются в систему, а знания становятся моими. Ночью возвращаюсь из библиотеки, чуть давит виски и поламывает глаза. Но мне не хочется садиться в троллейбус, вглядываться в людей. Я машинально перебегаю перекрестки и не спешу домой. Я удивлена, а люди спешат, и никто не знает, как я переполнена. Сколько раздумий не легло на эти полки, и девчонки не встретились с ними. А у них ведь тоже предрасположенность.

— Екатерина Михайловна, — говорит Лида неожиданно. — А вы умеете танцевать?

— Что? — говорю я и смотрю на девчат.

— Ну…

Лида хотела показать что-то руками. Саня ее жесты не одобрил.

Руки у нее маленькие, с широкими ногтями в заусенцах.

— Это? — сказала я и сделала несколько движений кистями рук и поводя бедрами.

Из двери радиоузла Саня уставился на мои ноги.

Вид у Сани был такой, будто он видел на полу жабу. Он мог бы схватить в тот миг дрын и, как пеньки, сбивать мои ноги, так активно было его отвращение.

— Плохо, Саня? — спрашиваю я.

— Я стиляжек вообще видеть не могу. Не зря их вон в районном Доме культуры с танцев выбрасывают.

— А может, ничего?

Я не опасалась задать этот вопрос потому, что видела — к стиляжкам Саня меня не относит. Что-то во мне не отвечало его представлениям о них.

— Что бы ты понимал, — говорит Лида. — Посмотришь в кино или по телевизору — танцуют. Красиво так…

— Ну, будете брать книги? — спрашивает Саня. — Лидк?

— А нечего…

— Не хотишь — как хотишь…

Саня закрыл шкаф.

— Мы один раз собирались к вам зайти домой. Шли с работы, увидели — у вас огонь горит. Только не решились. Вы всегда что-то перед окном делаете. Вашу тень видно.

— А вы что закончили?

— Филологический.

— Направление сюда получили?

— Нет, сама.

— Вы тоже уедете, — убежденно ответили они. — Здесь совсем нечего делать. Каждый вечер танцуем, танцуем… Хорошо, что у нас хоть завклубом хороший. Из клуба никогда не выходит. А в других деревнях и этого нет.

Иногда радиостанция «Юность» передает: «Скучно в деревне оттого, что молодежь ленивая. Инициативу не проявляет». А мы и пьесы ставили. Распределим роли. Саня нам из-за печки суфлирует, а мы кто во что горазд — ходим по сцене. Подготовимся, афишу повесим. Вся деревня соберется. Раз покажем, а другой раз показывать некому. Да и люди — смеются только. Их теперь от телевизора не оторвешь. Там хоть все настоящее… Посмотришь, как в городе живут…

— Вы счастливая… Видели столько… Расскажите нам что-нибудь.

За стенкой слышится хлесткий треск шлепков. Раздвинутый голубой занавес вздрагивает на оттянувшемся шнурке. Покачивается единственная лампочка на сцене. Юрка проводит сегодня первые встречи.

«Вы счастливая…»

Почему-то считается, что в городе люди только и ходят в театр. Каждый день.

Я закончила институт. Для девочек я идеальный случай. Сколько девочек стремится пройти по конкурсу! Институт — мечта, горизонт, о который бьется их мысль. А что за ним? Что потом?

Моя подружка Галя закончила энергетический. Работает в большом проектном институте. У нее хороший оклад. Она красива. Чувствует самое последнее дуновение моды: кофточка свободная, кофточка с высоким стоячим воротником, как раструб у ботфорт. У Гали десяток модерновых шерстяных кольчуг грубой вязки — ее мать на пенсии и умеет хорошо вязать.

Галя не пропускает ни одной театральной звезды. По воскресеньям выезжает на лыжах в «поезде здоровья». Галя по туристским путевкам была в Чехословакии и Англии. Это принято сейчас… «Только обыватели ограничиваются знаниями России. А вот Англия… …Да, я была в Англии».

А зачем Галя была в Англии? Галя изысканна… Галя тщательна. В театр она готовится за день. После работы спешит в парикмахерскую. Пять часов ждет очереди. Два часа ей укладывают «халу». Ночь перед театром она спит за столом, положив лицо на руки или привалившись спиной к дивану — на подушки ложиться нельзя, «халу» испортишь.