Снеговик

А там, пуговка на лифе платья, которую он просто отгрызает зубами, не выпуская меня из рук! Ещё одна чуть ниже! Все три так почикал! И это дорогущее бальное платье!

Но думать о таких мелочах совсем некогда, фиг с ними, с пуговицами, найду потом и пришью. Сейчас не до того, потому что, наряд, державшийся исключительно на тех трёх китах, что валяются теперь на полу, открылся легко и просто, давая доступ не то что в декольте, а значительно глубже!

И мой оппонент принимается доказывать, что почувствовала Марианна в моём, вернее, теперь уже в нашем общем романе! Конечно, есть ещё бюстик на подступах, но преграда слабовата. После похода в отдел нижнего белья, на мне вместо привычного целомудренного спортивного топа, фривольная «Анжелика». А, что бы ещё подошло к бальному платью?!

Но тонкое кружевце — так себе броня…

Угу, пара миллиметров вниз, и меня «…пронзило неведомое доселе чувство волнения в груди и, главное чуть пониже живота…» Вот сукин сын! Надо с этим срочно что-то делать!.. Или не делать?..

Решаю не делать, пусть доказывает, чего хочет, буду стоять до последнего, как Зоя на допросе… Или лежать? Кажется, мы идём лежать…

Последняя умная мысль проскакивает словами из арии Розалинды:

Рвётся в бой он!

Значит, сам не свой он!

Видно, кругом голова!

Поощрим его сперва…

Только вот вопрос, у кого из нас двоих кругом голова?

И я не сопротивляюсь, пока он стягивает с моих плеч платье, помогает от него избавиться. Остаюсь в довольно интересном виде: нижнее бельё и чулки, те самые, что мне Инеска посоветовала прикупить. Боевой запал сразу тухнет, а комплексы по поводу несовершенств совершенно не способствуют распалению того самого чувства волнения в груди и чуть пониже…

Хотя Айсу, похоже, не до моих несовершенств, он откровенно любуется, не в силах скрыть возбуждение и бормочет себе под нос странные вещи,

— Боже, это ты?! Я знал, верил, что ты меня не оставила, что вернёшься! — и забирает меня в объятия, увлекая в спальню на постель.

Но мне-то уже не до того! Упираюсь! Если и было какое-то желание чуть пониже живота, то теперь осталось только волнение,

— Ты, псих?! — он моментально трезвеет от вопроса, взгляд его из горящего становится будто бы подёрнутым серым пеплом, и Айс больше не пытается меня уложить по горизонтали, но оставляет сидеть на своих коленях,

— Тебе нужен ответ?

— Хотелось бы, — подтверждаю, — давненько жду. А ты всё сказками кормишь.

— Я расскажу ещё одну, последнюю… можно?

— Ну, валяй, — вздыхаю, — сказка так сказка. Одной меньше, одной больше… — слишком хорошо на его коленях, чтобы отказываться, уходить не хочется.

— Это сказка о Кае и Герде.

— Да, ну… эту я знаю, — думала, что-нибудь новенькое услышу, — на большее не хватило фантазии?

— Я расскажу тебе её по-своему.

— Попробуй, удиви…

Глава 18

И Айсмен начинает рассказывать, а рассказчик из него оказывается хороший. И где тот грубый неотёсанный мужлан, который наваял мне в роман всякой дряни? Точно, хотел подразнить…

— В одном южном городке жили дети. Мальчика звали Кай, девочку Герда. С детства они находились вместе, и дружба их была — не разлей вода. Они строили замки из песка на берегу тёплого моря, собирали красивые камушки, которые выносило приливом на берег, и делали из них секреты.

А ещё, подолгу сидели на каменных плитах старого полуразвалившегося пирса, уходящего руинами прямо в море. Мальчик на удочку ловил мелкую рыбёшку, девочка внимательно наблюдала, когда яркий поплавок затанцует на воде, и тогда шептала ему на ушко, чтобы не спугнуть клёв,

— Пора!

Кай ловко вытаскивал леску и снимал улов с крючка, а Герда кормила рыбой бездомных котов, которые, зная привычные правила, в урочный час неуклонно подтягивались к пирсу и ждали своей очереди. Она внимательно следила, чтобы коты не подрались, и каждому досталось хоть немного добычи.

Так проходили их дни, дети росли, превращаясь сначала в угловатых подростков, а потом в парня и девушку.