Снеговик

Теперь я понимаю, что такое нежность великана, когда ты, маленькая кукла в его могучих руках, но он так аккуратен, столько трепетной заботы вкладывает в каждое движение и действие, что уже сама хочешь приласкать живое существо, слепо и доверчиво тычущееся в ладонь…

Вот и всё, не боюсь и не скрываю желания, прощай последняя защита, он помогает с ней расстаться, и я горю, произнося то и дело бессмысленное,

— Айс, Айс, Айс…

Он, то ли по меняющемуся тембру голоса, то ли по опыту, то ли потому что поймал со мной одну волну, угадывает тот самый миг, когда уже нет сил, выносить эту эйфорию, и мы вместе делаем последние рваные выдохи…

Я улетела и теперь медленно и расслабленно возвращаюсь на землю, готовая осыпать его кучей ласковых и нежных слов и поцелуев, и признаний, что он — первый настоящий мужчина в моей жизни, остальной жалкий опыт не в счёт!

Теперь я понимаю, как надо писать ту сцену, из-за которой мы спорили! Остаётся запомнить ощущения и передать книге, я уж точно их не забуду! Главное, подобрать правильные, нужные слова. Без пошлости и цинизма. Потому, что это было ни капли не пошло и не цинично. Это было похоже, на высочайшую степень доверия, уводящую ощущениями в отрыв от реальности… Меня опять понесло в сказку…

А в это время, тяжело выдыхая, Айс сам осыпает меня шквалом поцелуев и шепчет в полубеспамятстве,

— Наташка, я тебя люблю! — не успеваю сообразить, поправляется, — прости, прости, прости, — снова целует. Быстро, торопливо, пытаясь загладить, — Марина, морская моя стихия, прости!

Но сказанного не воротишь. И плёнку жизни назад не отмотаешь даже на несколько секунд. Сказка закончилась. Я не в силах сдержать обиды, отталкиваю его и, не глядя, иду в ванну.

Он просто меня использовал! Разжалобил наивную дурочку и получил своё! Вот, Марина, ты и стала прочитанной книгой. Да ты и сразу была ему не интересна! Он просто нашёл себе развлечение на праздники! Появился этаким Карлсоном, пошалил, как в голову пришло, не шибко заморачиваясь, что из этого выйдет и, не задумываясь о последствиях. Сморгнёт и забудет…

Под душем даю волю слезам и не показываюсь до тех пор, пока не успокаиваюсь, хотя бы внешне. Собрав волю в кулак, выхожу.

Он по-прежнему в моей спальне, сидит на краю постели с поникшими плечами и низко опущенной головой. Я не иду к нему. Сразу отправляюсь на кухню, мне совершенно необходимо чего-нибудь проглотить, какую-нибудь вредную конфету, да я бы сейчас целую плитку шоколада заточила в одно лицо. Надо же как-то восстанавливать эмоциональный баланс.

Но на моей кухне теперь только одни полезности: ни рафаэлок, ни шоколадок, ни даже зелёного желе в холодильнике! И всё благодаря некому поборнику ЗОЖа, мать его, влюблённого в какую-то Наташу, навязавшегося на мою несчастную голову!

Поэтому просто варю кофе. Стою у плиты и смотрю в одну точку, вернее, в турку, боясь упустить момент закипания,

— Марина, прости, — слышу за спиной виноватый шёпот.

Что ему ответить? Как мне больно и обидно? Что чувствую себя половой тряпкой, о которую вытерли ноги? Купили красивыми дорогими шмотками, отмыли, разукрасили и вывезли на бал, и я потекла как сосулька на мартовском солнышке, и растаяла! И потеряла себя до такой степени, что прощу всё, и пропущу мимо ушей?! И могу даже отзываться на Наташу без обид?! Ну, уж, нет,

— Проехали, — говорю, как можно безразличней и хладнокровней, — спасибо за качественный секс. Ты — мужчина, я — женщина, не важно, что ты там болтанул, мне нет никакого дела до этого. Мне, вообще, нет дела до малознакомого человека, фиолетово… А секс понравился, давненько не было, так что очень кстати пришёлся…

— Ты опять упустила кофе, Марина, — в его голосе боль, но я не слышу! Моя больнее!..

Глава 20

Молча собираюсь и ухожу из дома. Айс не спрашивает, куда, зачем и надолго ли. Лишь провожает болезненно-тоскливым взглядом. И я иду неизвестно куда, просто бреду по улице. Погода, как назло, совсем не прогулочная, сильный ветер и метёт. То и дело порывами в лицо забрасывает горсти холодного колючего снега, они оседают на щеках и тают, стекая струйками вниз, или это слёзы? Снег тает, а обида нет…

Ноги сами приводят к Машке и Мишке. Они, как всегда, рады меня видеть, замечают перемены сразу,

— Мариха, ты похорошела! — это Мишка.

— Визит кузена пошёл на пользу, — подмигивает Машка. Потом считывает с лица моё смятение и утаскивает на кухню пить чай, предварительно отправив супруга смотреть телевизор, — у девочек свои секреты.

Он ворчит обиженно, но слушается, оставляя нас одних.

Я, как на духу, всё выкладываю подруге: и про снеговика, и про наряды. У неё только рот шире открывается, да глаза на лоб лезут. Работу косметолога она сама заметила. А я ещё и про бал, и про то, что назвал меня Наташей в самый неподходящий момент! И реву,

— Опять не повезло!

— Офигеть! — выдаёт Машка. О чём это она? О Наташе или обо всех других подарках?

— В смысле?

— Вот это снеговичок попался!

— Да уж, снеговик Казанова! Использовал в тёмную, как лохушку!