Снеговик

— Да ну, — я разочарована, — хреновая сказка у тебя получилась. Ты не знаешь, что все сказки должны заканчиваться хорошо?

— Знаю… Только не моя, — разводит руками.

Вглядываюсь в печальные глаза сказочника и понимаю, что вот сейчас он ничего не наврал, я, наконец, получила самое честное признание из всего того, что здесь было за эти дни. И мне становится, искренне жаль его. И ещё, хочется отогреть, и вытащить тот ледяной осколок из раненого сердца, вновь освобождая его для живого чувства.

Я сама обнимаю его и целую, он отвечает. И мне уже не важно, что за этим последует, слишком хочу его расколдовать.

Для человека с льдинкой в сердце, он достаточно горяч. А может быть, и нет, я мало что смыслю в вопросах плотской любви. У меня же одни сказки на уме, а там всё больше платоническая. Поэтому отдаю инициативу в руки опытного ловеласа…

Глава 19

А он с готовностью, будто только этого и ждал, принимает. Не отрываясь от поцелуя, ласково бродит руками по открытым плечам и спине, порождая вихри мурашек на коже, толкающие вжаться в эти прикосновения сильнее, чтобы их усмирить. Потом, не спеша, чтобы не спугнуть, начинает аккуратно снимать с меня остатки одёжек, которые давно ничего не прячут.

Сначала исчезает кружевная «Анжелика», для Айса не составляет особого труда справиться с застёжкой, даже не заглядывая мне за спину. Его губы, по-прежнему удерживают мои в затяжном дурманящем разум поцелуе, а руки живут самостоятельной жизнью.

Опять мурашки, я не прикрыта ничем, а он, давая сделать пару судорожных вдохов, продолжает вторгаться в мои пределы. Внимателен и азартен, как голодный, но опытный зверь, и только странная, будто бы несвойственная ему человеческая личина, заставляет быть очень аккуратным, сдерживая резкий порыв.

— Не бойся, — шепчет, прижавшись губами к мочке уха и щекоча дыханием. Потом нежно прихватывает её и дальше медленно опускается к шее, — расслабься, — пройдя полукруг, украшает меня невидимым ожерельем горячих поцелуев до ложбинки между грудей, — не обижу… никогда…

А я не смею дышать, мне волнительно, тревожно и приятно, я не боюсь… Вернее боюсь, что остановится.

Но он не останавливается, осторожно вбирая сосок мягкими губами, и больше не могу,

— Мммм… — и вдох, и выдох, и стон, всё сразу.

Айс смелеет, уложив меня на постель, отправляется путешествовать с груди на живот и ниже, к поясу чулок. Внутренняя дрожь не поддаётся моему контролю, пограничное состояние между оттолкнуть и скрыться в безопасном месте, или, отринув смуту, пройти с ним путь до конца, буквально разрывает на части.

А он отстёгивает одну застёжку, потом другую и медленно-медленно, нежно касаясь руками кожи, скатывает трубочкой тонкий капрон сначала с одной ноги, согнув её в колене, потом точно так же с другой. Да он — мастер! Именно скручивает рулончиком, как сделала бы женщина, понимая, насколько капризная, материя эти чулки! И не забывает при том рисовать новые дорожки поцелуев, на открывающемся теле.

Ухожу в ощущения, заставляя себя остаться, и тогда, волнение заменяется предвкушением чего-то невыносимо нежного и прекрасного и, в то же время, запретного, и оттого, ещё более возбуждающего…

Когда Айс добирается до последней моей защиты в виде эфемерно тонких кружевных трусиков, я останавливаю его руки, всё-таки, останавливаю.

Душа требует справедливости! Ведь он, хоть и обнажён по пояс, но всё ещё в брюках! А я не могу вот так оказаться абсолютно безоружной, мне нужны гарантии, равные условия. Хотя, о каком равенстве может идти речь? Что ему брюки? Он завалился ко мне вообще нагишом, и это ни капли его не смущало. При том, что я в это время была в пижаме, однако, мне до его самоуверенности не дотянуться.

Но Айс уважает такой выбор и понимает. Берёт мои ледяные пальцы в свои ладони и приглашает сам, усадив напротив,

— Не бойся! Я не опасный и не холодный, вот! — прижимает к своему животу и груди, — проверь.

Проверяю, сначала осторожно и опасливо, но он действительно согревает, такой горячий. А я впервые могу прикасаться к его телу, не прячась, как хочу и где хочу, как во снах. Интересно, он такой же наяву?

А наяву его кожа оказывается мягче и нежней, и всё можно разглядеть в подробностях. Видела, конечно, но вот так откровенно, стеснялась.

Чёрная дорожка курчавых волосков сбегает по его плоскому животу под пояс брюк, зазывая следом. Я мнусь возле пуговки, но Айс поощряет,

— Давай! — повозившись, расстёгиваю и опять замираю, — смелее, Мариш.

Мне что, штаны с него снимать? Он, поняв, что не посмею, больше не ждёт, поднимается, стягивает сам, причём сразу всё! Я охаю и жмурюсь от неожиданности при виде его богатства.

— Да, ну что ты, девочка моя! Он не опасен! — кладёт мою руку, туда, куда бы мне самой не посметь, — он умеет быть нежным и осторожным! — прижимает к себе всем телом, не давая родиться сомнениям, — он будет очень осторожным!..