Снесла Баба Яга яичко

Партнер оставил девочку Давиду, забрал все картины Филиппа и исчез. Это все, что Бебе удалось пока узнать от Давида. Но она еще его расспросит! Ведь Филипп, уехав из Загреба, редко писал ей. Иногда письмо, чаще открытка, только чтобы подтвердить, что жив. Обратного адреса никогда не было. С отцом он вообще не поддерживал отношений. Правда, на то и причин не было. Его биологический отец никогда не проявлял к нему никакого интереса, что, может быть, и к лучшему, потому что их общению, безусловно, пришел бы конец, когда отец узнал об ориентации Филиппа.

Разумеется, во всем виновата она, и нечего предъявлять претензии к отцу. Ведь это она отодвинула злосчастного отца в сторону, объявив его сначала «биологическим», а потом и «гипотетическим», а все только для того, чтобы Филипп принадлежал только ей, одной ей. Ее страсть к сыну привела к беде. Боже, чего только стоят воспоминания о том, как она покупала ему одежду — так, словно была ему не матерью, а любовницей. Пока он был маленьким, она одевала его как свою любимую куклу, а когда вырос — как идеального любовника, которого ей никогда не удалось завести. Когда его не было дома, она часто заходила к нему в комнату и долго стояла там, вдыхая его запах. Да, виновата была она. А когда он уехал, она день за днем мечтала о его возвращении. Да, она хотела, чтобы он принадлежал только ей, она просто не признавалась себе в этом. Скрывала свои чувства, притворялась, вступала в отношения с мужчинами, доказывая, что у нее есть собственная жизнь, что она самостоятельная женщина, которая вдыхает жизнь полной грудью. Тем не менее любовь лезла из нее, как монтажная пена, которой заделывают строительные швы, она заполняла все трещины, поры и отверстия. Она не могла его обмануть, рядом с ней было трудно дышать, воздух в их квартире стал слишком густым. Она ходила за ним, как собака, одним только своим присутствием вызывая сначала его жалость, а позже отвращение.

А потом как-то раз, вернувшись с работы раньше обычного, она застала сына в его комнате в постели с каким-то парнем. Она застыла на пороге, словно окаменев, он что-то кричал, но содержания его слов она не понимала. Она стояла не дыша, без единой мысли, не чувствуя осуждения. Он встал и захлопнул дверь буквально перед ее носом. На следующий день собрал вещи и ушел. Сначала она мучилась, не понимая, почему он так рассердился. Она была невиновна, если это правильное слово, — она ошиблась на одну секунду, действительно на одну-единственную секунду. Она была околдована самой картиной, видом мужского тела, которое она родила, которое было ее кровью, ее плотью. И она забылась, засмотрелась, потрясенная, забыла о человеческих нормах и правилах, и была справедливо наказана. Она ведь могла тут же закрыть дверь, смутиться, извиниться, но она этого не сделала. Она была виновата, она вынудила его уйти из дома… Ох, боже, да как же ей сразу в голову не пришло?! Ведь этот выигрыш в казино, он был предвестником страшной потери!

Послышался тихий стук в дверь. Она не ответила, у нее не было сил встать и открыть.

В комнату неслышным шагом вошел Мевлудин. Беба не шевельнулась. Губы ее ссохлись, макияж растаял и тонкими струйками избороздил лицо.

Мевлудин, не говоря ни слова, прошел в ванную, намочил холодной водой махровое полотенце и принялся обтирать Бебины щеки.

— Бедная ты, бедная.

Беба снова залилась слезами.

— Возьми, выпей. И не плачь больше, дорогая, побереги слезы, — сказал Мевло, протягивая Бебе стакан с водой. Беба выпила все до дна и почувствовала, что ей стало легче дышать.

— На, затянись, полегчает, — сказал Мевло, протягивая Бебе горящую сигарету.

Беба и Мевлудин молча курили.

— Не сердись на меня, — сказал после паузы Мевло.

— За что?

— За все, что я наболтал… Я просто считал, нам так веселее будет.

— Так нам и было весело.

— Просто я хотел сказать тебе это…

— Понимаю…

— Ну, значит, ты наверняка понимаешь, что я считаю, что ты просто супер. И что я тебя не забуду.

— Понимаю…

— Вот. А теперь, когда мы друг другу все сказали, я пошел.

Мевло встал и направился к двери.

— Погоди, — сказала Беба.

Беба встала, подошла к комнатному сейфу и достала оттуда конверт.

В конверте лежала толстая пачка денег.

— Не могу я это взять…

— Это мой подарок. Пригодится на первое время, купишь билет до Америки, и там будет на что жить, пока не пристроишься к какому-нибудь делу.

— Не могу.

— А кто из нас старше и глупее?

— Ты, — улыбнулся Мевло.

— Ну, значит, твое дело — слушаться. Там внутри и мой адрес. Если когда-нибудь окажешься в Загребе…

— Я дам о себе знать!

Парень и крупная пожилая женщина обнялись. Беба еще раз прослезилась. Мевло похлопал ее по плечу и проворчал:

— Вы, женщины, словно из воды сделаны.

Сколько в вас слез, уму непостижимо! Вас бы всех в пустыню послать, для орошения…

Потом вытащил из пачки сигарету и заткнул Бебе за ухо.

— Пригодится, — сказал он и вышел.

4