– Спасибо. – Он глубоко вздохнул и сел. – Тарид Рох… – он судорожно вздохнул, – Тарид Рох как-то застал меня за ремонтом приемника для Бладуэд… После его «обработки» я два дня на ногах не стоял. И, боги, ему так это понравилось! – Он нервно провел рукой по волосам; Мун заметила, что рука его снова дрожит. – Не знаю, чем уж он занимался в столице, но вот к пыткам у него прямо талант.
Мун содрогнулась, вспомнив, как Тарид Рох коснулся ее щеки.
– Так это… потому? – Она посмотрела на его исполосованные шрамами запястья.
– Все, все это – потому – Гундалину покачал головой. – Я ведь высокорожденный, я технократ, я уроженец Харему! И со мной эти дикари обращаются, как с рабом – хуже, чем с рабом! Ни один человек, обладающий хоть какой-то гордостью, не станет так жить: без чести, без надежды… Так что я попытался совершить хоть один достойный уважения поступок. – Он говорил абсолютно ровным голосом. – Но Бладуэд успела меня найти, прежде чем… все было кончено.
– Она спасла тебя?
– Еще бы! – Мун услышала в его голосе ненависть. – Разве есть смысл в унижении трупа? – Он посмотрел на свою бесполезную руку. – Калека, хотя и… Я перестал есть; но тогда она сказала, что позволит этому мерзавцу кормить меня насильно… Через четверть часа он бы заставил меня есть дерьмо. – Гундалину попытался встать, но закашлялся так, что из глаз у него потекли слезы, и рухнул на лежанку. – А потом началась та буря… – Он беспомощно развел руками, словно она должна была понять, как сильно он старался сделать то, что нужно.
И она, кажется, действительно хорошо поняла это и спросила:
– А теперь?
– А теперь все переменилось… Я должен думать о ком-то еще… Теперь со мной рядом есть кто-то еще… снова… – Она не поняла, рад ли он этому.
– Хорошо, что тебе тогда не удалось. – Она на него не смотрела. – Мы выберемся отсюда, БиЗед, я знаю: выберемся непременно. – До конца еще далеко. Она вдруг снова обрела уверенность в будущем.
Он только головой покачал.
– Теперь мне уже все равно. Слишком поздно – я слишком долго пробыл тут. – Он приподнял лицо Мун за подбородок. – Но ради тебя – я буду надеяться.
– Еще не поздно!
– Ты не понимаешь… – Он дернул себя за полу плаща. – Я же провел здесь несколько месяцев! Теперь все кончено! Фестиваль, Смена Времен Года, прощание с Тиамат… теперь все уже улетели, только меня оставили здесь. Навсегда. – Его исхудавшее лицо дрогнуло. – Во снах я слышу, как родина зовет меня, и не могу ответить…
– Но они еще никуда не улетели! Смена Времен Года еще не наступила!
Он задохнулся, словно она его ударила. Втащил ее на тюфяк, поближе к себе, схватил за плечи…
– Правда? Но когда же?.. О боги, скажите, неужели это правда?
– Это правда. – Мун выговорила это с трудом, почти неслышно. – Но я не знаю, когда точно… то есть я не уверена, сколько… неделя или две…
– Неделя? – Он отпустил ее и тяжело оперся о стену. – Мун… Черт бы тебя побрал, не знаю, из рая или из ада ты явилась: неделя! – Он вытер рот ладонью. – Но все-таки, наверно, из рая. – Он вдруг обнял ее – коротко, торопливо, отвернув лицо.
Она вскинула руки, когда он хотел было отстраниться, и прильнула к нему с неожиданно горячей благодарностью.
– Нет, не отстраняйся от меня, БиЗед. Еще чуть-чуть, пожалуйста! Мне так нужно твое тепло… Подержи меня так еще немножко… Пусть в этих объятиях утонет все безобразное… пусть я поверю в то, что надежда еще есть… пусть его руки снова обнимают меня…
Гундалину замер, потрясенный, странно неуверенный в себе после ее слов. Но все же обнял ее, как-то механически притянул к себе, пряча у себя на груди, отвечая ей…
Так давно… Она помнила теплые руки Спаркса, словно это происходило вчера… а это было так давно… Она положила руки Гундалину на плечи и позволила себе бездумно раствориться в его тепле; пусть на время исчезнут страшные виденья, пусть его объятия отдалят миг познания горькой истины… Вскоре она почувствовала, что объятия Гундалину окрепли, дыхание участилось, и ее собственное сердце тоже забилось сильнее, неожиданно отвечая его порыву…
– А не можешь ли ты… немножко поговорить со мной на сандхи? – неуверенно попросил он.
– Да, конечно. – Она улыбнулась, прижимаясь лицом к его плечу. – Хотя я… не слишком хорошо это делаю…
– Ничего. Хотя акцент у тебя ужасный! – Он тихо засмеялся.
– Как и у тебя!
Он положил голову ей на плечо, и она стала растирать ему спину медленными спокойными движениями; потом услышала, как он вздохнул. Постепенно его руки ослабели, он разжал объятия, дыхание его стало ритмичным. Мун посмотрела ему в лицо: он уснул с улыбкой на устах. Она бережно уложила его голову поудобнее, подняла с пола его ноги, укутала его одеялами. Потом нежно поцеловала в губы и пошла к своему тюфяку, валявшемуся на полу.
– Починил, а? Ну, повезло тебе, легавенький! – Бладуэд подняла с полу дистанциометр, который Гундалину и Мун чинили всю ночь. Она не скрывала облегчения, однако Гундалину почему-то послышалась в ее словах угроза, и он сразу нахмурился. – Эй, сивилла, ты зачем это сделала?