— Кто… Снежин? Ты ли это?! — оскалился он в «улыбке», смотря на бывшего друга снизу вверх. Несколько секунд они мерялись взглядами, а потом Андрей продолжил, — а я искал тебя, но ты, как уж, все ускользал. Хорошо научился прятаться, как шакал, — язвительно проговорил он, пытаясь задеть его за больное. — Дочь, вот, твоя… ничего так… оказалась. Лучше своей мамаши. Хотя, какая они тебе дочь?! — презрительно усмехнулся Темников, а Камышев в очередной раз удивился спокойствию Снежина и его умению держать лицо. Кстати, они с Глебом отлично споются. Когда того выпишут из больницы.
— Кстати, а как тебе Эйрене? После Аксёнова-то? — продолжал глумиться Темников, но Михаил лишь с улыбкой смотрел на его тщетные попытки разозлить его. Хотя нет, упоминание дочери его действительно разозлило, но внешне он оставался спокоен. — А, впрочем, тебе не привыкать за ним подбирать обноски, верно?
Михаил немного приблизился к стулу, на котором сидел Темников, и холодно, не хорошо так, прищурился.
— А ты все так же не видишь никого, кроме себя, верно, Андрей? — спокойно проговорил Снежин, — никогда не видел. Всегда был ты и только ты. Тебе всегда хотелось доказать, что ты — лучший, но всегда оставался в тени. Что ж, в чем-то тебе удалось… мне причинить боль. Но вспомни, Андрей, вспомни, что я сказал тебе тогда, тридцать лет назад, — Камышев на этих словах подался вперед, ожидая, что произойдет дальше. А Михаил стянул куртку под пристальным взглядом прозрачных глаз, обнажая левую руку, — что я отомщу тебе за каждую слезинку своей любимой женщины. А Даша… она моя дочь, моя. Аксёнова Дарья Вадимовна. Моя и Эйрене Аксёновой, дочери генерала Реина.
На левой руке, выше локтевого сгиба обнаружился безобразный ожог, который уходил куда-то под рукав плотной футболки.
— Я оставил этот след, как воспоминание от тех днях, когда ты думал, что я не выживу. Ты ошибся, Андрей, — Михаил наклонился вперед, опираясь изуродованной рукой о спинку стула, на котором застыл сейчас Темников. — Жаль, что Наталья быстро умерла, уже не расскажет… хотя нет, тот… мальчик, — он вдруг скривился от воспоминаний, — Егор, кажется, хоть и мразь конченая, как и ты, но успел, подстраховался. Он из твоей… женушки выжал все на камеру, потом посмотришь…. И говорить нам с тобой до-олго, ой, как долго…
Темников сидел с абсолютно белым лицом, но держался. Камышев даже поскучнел лицом, понимая, что так просто эта мразь не расколется.
— Наталья мертва? — удивительно спокойным голосом проговорил Темников, справившись со своими эмоциями. Он равнодушно посмотрел на бывшего друга, — действительно жаль… Только к его делам я не имею никакого отношения. Я не… знал о них. О ее делах с тем… Егором, да? — он повернулся лицом к Роману, словно искал оправдания своему неведению.
Камышев перевел взгляд на Вадима Аксёнова, но тот по-прежнему стоял в той же позе, что и раньше, но было видно, что едва сдерживает свой гнев. Камышев решил, что пора вмешаться.
— Да, действительно, ничего. Даже то, что у вас в доме обнаружено четырнадцать трупов? И сделал все это по вашей указке ваша правая рука — Егор Стрельцов, верно? Вовремя ты ему указал на тех, кто его невесту… загубил. Решил его руками замести все следы, и свалить вину на него. — Камышев говорил нарочито равнодушно, хотя у него все кипело внутри, стоило только посмотреть на довольно улыбающуюся ро… на довольное лицо Темникова. Но ничего, сейчас он собьет с него всю спесь. — Кстати, а парень-то умным оказался. Не только записал все разговоры с тобой, Темников, но и записи отправил, куда следует, — Камышев усмехнулся, заметив злость на лице главаря банды. — На его счету, как и на твоем немало убийств, но до тебя ему далеко, ты даже жену в расход пустил, когда она стала мешать.
— Да, — оскалился Темников, а потом чуть повернулся, чтобы ему хорошо стало видно лицо Аксёнова. Тот стоял в нескольких шагах от них и внимательно слушал разговор. — Я планировал избавиться от Натальи и жениться на Даше. Не смог сделать этого с Эйрене, так ее дочь покладистей, чем мать. Да и… удобно с ней, — с насмешкой проговорил Андрей, с удовольствием отмечая побелевшее лицо Вадима. — Может, теперь и благословишь по-отечески?
Камышев напрягся, ожидая, что последние слова выведут Аксёнова из равновесия, но тот лишь усмехнулся, с некоторым удовлетворением отмечая недоумение, мелькнувшее в глазах Андрея. Не на такую реакцию тот рассчитывал.
Аксёнов нарочито медленно подошел к нему и остановился рядом, смотря на бывшего друга сверху вниз.
— Знаешь, Андрей, смотрю я на тебя и понимаю — ты никогда не знал, какой характер был у Иры, и понятия не имеешь, какая на самом деле Даша. Она никогда не была покладистой и никогда бы не смирилась с таким положением, — на удивление спокойно проговорил Вадим.
— Какая прочувствованная речь, жаль не могу поаплодировать тебе — руки связаны, — ядовито проговорил Темников. — Так, что ты мне хотел этим сказать? — приподнял он белесые брови.