Снежная Королева (СИ)

— Да ничего, — пожал он плечами, чем, кажется, удивил не только Темникова, но и Камышева. — Смысл что-то тебе говорить, но, пожалуй, я сделаю себе небольшой подарок. Чтобы, так сказать, на прощание, — с этими словами он достал из внутреннего кармана куртки какой-то листок, сложенный вчетверо. — Это, — он помахал перед носом недовольного Темникова, — последние результаты твоего обследования. Мне пришлось приложить небольшие усилия, чтобы достать их. Ничего криминального, — успокоил Михаил Камышева, заметив его напряженный взгляд, — но откуда они у меня, говорить не буду. Так вот, Темников, — снова обратился он к бывшему другу, — у тебя есть еще в запасе пара месяцев, прежде чем твой мозг окончательно превратится в грязно-серый кисель. Так может, все же облегчишь душу, и расскажешь все?

— Я честный предприниматель… — зло прошипел тот в ответ, глядя с ненавистью на бумаги, которые держал в руках Аксёнов.

— Конечно-конечно, — издевательски хохотнул он в ответ, — а, знаешь, это было интересно — видеть, как в клинике боялись рассказать тебе о диагнозе. Потому что у них рыльце в пушку. Это ведь там тебя заразили, — он не спрашивал — утверждал.

— Что? — взревел Темников, снова подскакивая со стула, но Камышев не спешил подходить к нему, ожидая развязки. — Что ты такое… говоришь?! Ты все лжешь!

Аксёнов покачал головой, смотря на перекошенное лицо Темникова.

— Нет, зачем мне это? — равнодушно спросил Вадим, — только ты не учел одного — не только у тебя есть связи. А я и так слишком долго ждал, чтобы, наконец, увидеть твою перекошенную физиономию, когда сам скажу тебе об этом, — практически прошипел он в лицо Андрею.

— Хм, — кашлянул Камышев, привлекая к себе внимание, — можно поподробнее?

— Можно, — кивнул согласно Вадим, — отчего ж нельзя?! Думаю, мой друг и сам хочет об этом узнать, — бросил он насмешливый взгляд на Темникова. — Помнишь, Андрей, несколько лет назад ты обратился в частную клинику, в которой тебя о-очень хорошо знали, чтобы провести кератопластику[1]? — ответом ему стало понимание на лице Темникова, а еще его злой взгляд. Аксёнов как-то подозрительно ухмыльнулся. — Да, вижу, помнишь. Врачи тогда настояли на операции, и тебе пришлось согласиться….

— Как… ты…

— Всему свое время, друг, — на последнем слове Вадим скривил презрительно губы. — Донора, конечно, проверили практически на все инфекции, но… пропустили один ма-аленький нюанс, который всплыл только сейчас, при твоем последнем обследовании. И, естественно, руководство клиники тебе пока сообщать ничего не стало… — Аксёнов демонстративно повернулся спиной к Темникову, чтобы продолжить. — Что ты знаешь о такой болезни Крейтцфельдта-Якоба[2]? Вижу, что тебе незнакомо это заболевание, — Камышев лишь тихонько хмыкнул себе под нос, — а меж тем это твой официальный диагноз, — Вадим кивнул на бумаги, — проще говоря, твой мозг постепенно атрофируется и… в скором времени наступает смерть, — Аксёнов повернулся, чтобы посмотреть на эффект, произведенный его словами.

И он последовал.

— Врешь! Ты врешь, сволочь, — заорал Темников, бросаясь на Вадима, но тот даже не шевельнулся, чтобы отстраниться. Лишь сжал кулаки, сдерживая клокочущую внутри ярость. Не будет он пачкать руки об эту мразь, ему еще дочку хочется обнять. И он придет к Даше не испачканным в этом дерьме.

— Как давно у тебя проявляется раздражительность, рассеянность? А, Андрей? Головные боли, — перечислял Вадим, — как давно ты был со своей женой или испытывал настоящее желание к женщине? Ты, верно, и не заметил этих расстройств, свалил вину на работу и нервную жизнь. А вот судороги… я выяснил тут у твоих не в меру болтливых охранников, что они начались у тебя примерно месяцев шесть назад. Сначала подрагивали брови, губы, а теперь приступы, схожие с эпилепсией стали наблюдаться, — Аксёнов говорил сухо, называя лишь признаки, но по виду Темникова стало понятно, что до него дошел весь смысл сказанного. — А дальше… дальше тебя ждет глубокая деменция[3], мышечные атрофии, нарушение глотания и… смерть. Медицина шагнула очень далеко, но… все же и она не всесильна. Умирать ты станешь медленно, может, и не будешь к тому времени соображать, потому что нечем будет, и….

— Нет! Нет! Это ты сдохнешь, тварь, сдохнешь! Я сам убью тебя, а потом и твою потаскушку-дочь, — орал Темников, совершенно потеряв самообладание.

— Извини, «друг», не в этот раз, — ухмыльнулся Вадим, отходя к двери, — я умирал столько раз, что тебе и не снилось. Хотя, это же было по твоей вине, — он смотрел на Андрея, который сейчас сел на место и сгорбился, как старик.