Снежная пантера

Он вспомнил фразу из Аристотеля: «Каждому зверю положена своя доля жизни и красоты». Одной формулой философ характеризовал в «Истории животных» все взаимоотношения живых существ в дикой природе. Участь животных Аристотель сводил к жизненным функциям и к совершенству форм, никакие рассуждения о морали здесь неуместны. Интуиция философа была великолепна и совершенна, суждения взвешенны, он излагал предельно внятно и исчерпывающе — как подобает греку! У каждого в природе свое место, животные не преступают границ, что очерчены эволюцией, которая движется на ощупь и стремится к равновесию. Каждый зверь — часто целого, гармоничного и прекрасного. Каждый зверь — драгоценность в короне. А диадема должна окропляться кровью. И в этой системе правил нет места ни морали, ни кровожадной жестокости. Мораль изобрел человек, которому было и есть в чем себя упрекать. Жизнь напоминает партию в микадо, а человек оказался слишком груб для столь тонкой игры. Он применяет насилие, далеко не всегда обусловленное необходимостью выживания. Более того — его насилие выходит за пределы им самим установленных законов!

«Каждый зверь сеет свою долю смерти», — мог бы добавить Аристотель. Двадцать три века спустя этот постулат подтвердил Ницше в «Человеческом, слишком человеческом»: «Жизнь происходит уж точно не из морали». Нет, у истоков жизни стоит сама жизнь, ее непреодолимое стремление к самоосуществлению. Звери в нашей долине, все звери на свете живут за пределами добра и зла. Их не обуревает жажда первенства или власти.

Их насилие порождено не яростью, их охота — не травля.

Смерть в природе — всего лишь трапеза.

Як — жертва

— Я нашел пещеру в двухстах метрах над трассой. Встанем там — это лучший вид на восточный склон.

Такими словами в то утро нас разбудил Мюнье. Мы провели здесь уже неделю. В сарайчике стоял мороз, Лео включил печку. Заварили чай и приготовили снаряжение. Чай — чтобы проснуться, снаряжение — чтобы вынести холод. Мы тащили фотографическое оборудование, очки для наблюдения, спальные мешки для минус тридцати девяти градусов по Цельсию, продукты и мой экземпляр «Дао дэ цзин».

— Проведем на высоте два дня и две ночи. Если пантера пройдет, этот грот — наилучшая точка для обозрения.

В сером воздухе мы поднимались по дну долины, лежавшему под стенами каньона. Потребовалось время, чтобы достичь крутизны. Моим друзьям приходилось нелегко. Лео тащил на себе тридцать пять килограммов, и из его рюкзака торчал огромный объектив. Даже метафизики, размышлял я тем временем, способны делать усилия. А я шел налегке, вышагивая, как восточный повелитель в сопровождении слуг. Но колониальные караваны ни при чем — у меня позвоночник покалечен.

— Там что-то темное! — сказала Мари. Это был агонизирующий як. Он лежал на левом боку, еще дышал, пар вился вокруг его ноздрей. Ему пред стояли умереть — здесь, в глубине ущелья. Конец прогулкам под радостным солнцем. В его шею вонзились клыки пантеры, на снег лилась кровь. Животное дрожало.

Пантеры охотятся именно так: прыгают на загривок жертвы и вцепляются мертвой хваткой. Несчастный зверь несется по склону с хищником на горле, и в конце концов охотник и жертва падают. Они катятся по склону, летят с крутизны, их ранят удары об уступы. Бывает, что хищник в схватке ломает себе хребет. Или, избежав смертельного удара, остается калекой. Мотив леопарда на холке представлен на золотых скифских фибулах. Вихревое сплетение мускулов, слипшихся шкур, танец нападения и бегства… Самое распространенное следствие встречи двух существ.

Пантера услышала нас. Она пряталась среди скал в тревоге, что эти двуногие — проклятая раса среди всех живых существ! — отнимут у нее добычу. Хищница ошибалась: намерения Мюнье были изысканнее и не заключались в краже у зверя. Як испустил дух.

— Нужно оттащить его метров на десять в глубину ложбины по оси пещеры, — сказал Мюнье. — Если пантера вернется, мы будем ее видеть!

Пока не стемнело, мы так и сделали. Теперь як лежал на траве, а мы устроились в двух пещерах, одна над другой. «Дуплекс!» — произнес Лео, заметив углубления в породе, разделенные выступом в тридцать метров. Мари и Мюнье заняли нижнюю пещеру (императорскую анфиладу), а мы с Лео — верхнюю (служебные помещения). Як лежал на сто метров ниже. Там был погреб нашего замка.

Страх темноты

Сколько ночей в своей жизни я провел на стоянках в пещерах? В Провансе, в Приморских Альпах, в лесах Иль-де-Франса, в Индии, в России, на Тибете… Я спал, овеваемый ароматом инжира, между выступами гранита, в вулканических впадинах, в нишах песчаников. Каждый раз, входя в пещеру, я переживаю священное мгновение: узнавание мест. Никого нельзя тревожить. Мне случалось повергать в панику рукокрылых или сколопендр. И всегда одни и те же действия: низ пещеры постараться сделать насколько возможно плоским, разместить пожитки в уголке, где не дует.