Снежная роза

— Секта? — Он громко смеется. — Нет. Мы не секта. По крайней мере, я так не считаю. Однако предполагаю, что ни одна секта не считает себя таковой, это такой уничижительный термин. И еще, — теперь он говорит более вдумчиво, — я полагаю, что у сект имеются концепции, в которые посторонние люди не могут поверить. Тогда как наши убеждения основаны на вещах, которые все признают истинными.

— Да? Например, на том, что небо голубое? — Я иронизирую, но он, видимо, воспринимает мою реплику всерьез.

— Да… да. Что-то вроде этого. — Он идет к деревянной скамье и садится. Я сажусь рядом, и он поворачивается, чтобы смотреть на меня. На его лице напряженное выражение. — Рейчел, что мы наверняка знаем о мире?

Я раздумываю над ответом, однако Арчер продолжает, не дожидаясь его:

— Все согласны, что нам, людям, удалось влипнуть в историю. Мы загадили окружающую среду так, что последствия необратимы. Климат меняется, и меняется быстро. Это повлечет за собой беспрецедентные геологические изменения: подъем уровня мирового океана, таяние ледяных покровов, гигантские и частые метеорологические явления и изменения температуры. Мы видим ураганы и торнадо там, где их никогда не видели раньше. Мы, безусловно, столкнемся с наводнениями и аномальными погодными условиями. Возможно, изменятся даже времена года и зимой будет тепло, а летом будет стоять ледяной холод.

— Неужели? — Я слышала так много об опасности климатических изменений, что перестала обращать на это внимание. Слишком много препирательств о том, что правда, а что неправда, слишком много сенсационных заголовков, и я просто не знаю, что думать. Это самый жаркий год в истории наблюдений, или один из самых холодных, или ничего не изменилось ни на йоту — зависит от того, кого ты слушаешь. — И по этому поводу есть всеобщее согласие?

— О да. Если только ты не отрицатель. Ты не отрицатель, а, Рейчел? — В его голосе есть легкая зловещая колкость, несмотря на шелковистость тона.

— Нет. Нет. Конечно нет. — Слово «отрицатель» звучит не слишком приятно.

— Хорошо. Я рад, что в этом мы согласны. Тогда все становится много легче. — Он встает и снова начинает идти, и я иду рядом с ним. Теперь мы огибаем дальний край сада и движемся в направлении, в котором я никогда еще не ходила.

— Итак, — говорю я, желая понять, — мы живем во времена серьезных антропогенных изменений климата.

— Да, именно так. И это повлечет за собой политические перемены. Ты знаешь, что мы живем во времена так называемого Великого мира? С тех пор как окончилась Вторая мировая война. Да, были и другие войны, но в целом на земле мир. У нас больше не было великих глобальных конфликтов. Что ж, миру скоро придет конец. Фактически он уже пришел.

— Ты имеешь в виду… Сирию?

— Да, Сирию. Однако до нее мы видели то же самое в Дарфуре. Война как результат климатических изменений. Засуха вызывает голод, а голод приводит к радикализации и к миграции населения. Из-за этого возникает война. — Он снова пожимает плечами. — Это просто. Мы тратим много времени на споры об этом, но если ты отойдешь на шаг и посмотришь, это ясно как день. Ученые уже доказали, что большая засуха в начале 2000-х годов в регионе, который называют Плодородным полумесяцем, от России до Саудовской Аравии, была почти наверняка вызвана антропогенными климатическими изменениями. Теперь посмотри, что мы видим именно в этом регионе. Войну.

Я смотрю на него. Это звучит убедительно.

— Да, я понимаю.

Он возвращается к своей теме: