Снежная роза

Они снова принимаются идти и вскоре доходят до подъездной дороги. Летти видит, что из Горхэма прибыла полиция. Баррикада разобрана, чтобы дать дорогу черному полицейскому фургону. Из церкви по-прежнему доносится пение, однако толпа рассеялась, осталось лишь несколько мужчин и мальчишек, надеющихся, что произойдет еще что-нибудь интересное. Теперь поднимаются новые крики:

– Пожар! Пожар! Старая конюшня горит! Все к колодцу! – Оставшиеся спешат к новому источнику развлечения.

– Летти! Это ты? Слава богу!

Кто-то подбегает к ней, и в следующий момент она оказывается в крепких объятиях. Она благодарно падает в руки Артура, вдруг чувствуя себя обессиленной.

– Что случилось? – озабоченно спрашивает он. – Я тебя искал.

– Она оказалась запертой в конюшне, когда начался пожар, – спокойно объясняет Арабелла. – Артур, заберите ее, пожалуйста, отсюда. Позаботьтесь, чтобы ее осмотрел врач. – Она улыбается Летти. – Я отправлю твои сумки. А сейчас идите. Идите.

– Ну пожалуйста, Арабелла! – просит Летти.

Сестра качает головой:

– Нет. Я остаюсь здесь. Так должно быть.

– Идем, – мягко говорит Артур, обнимая ее одной рукой. – Пора уходить, Летти. Идем. – И они проходят через ворота.

– Артур… это было ужасно. – Ее начинает трясти от пережитого шока. – Я думала, я умру. И никогда больше тебя не увижу.

– Я не должен был оставлять тебя здесь, – мрачно говорит он. – Я знал, что мне следовало настоять на своем. Мог бы догадаться, что здесь опасно. Прости меня, Летти.

– Теперь мы вместе, – благодарно говорит она, а он набрасывает ей на плечи свое пальто.

– И всегда будем, – отвечает он, прижимая ее к себе. Они поворачивают на дорогу.

Летти бросает взгляд на свой старый дом. Наверное, я никогда сюда не вернусь. Она ощущает смесь сожаления и возбуждения. Фигура сестры темным силуэтом вырисовывается на фоне дома. Видно, что живот у нее большой и она держит на нем одну руку. Прощай, Арабелла. Надеюсь, ты будешь счастлива.

Сесили принимает Летти на ферме «Высокий холм» с таким теплом, на которое могла бы рассчитывать блудная дочь. Воплощение заботливости, она укладывает Летти в постель с чашкой говяжьего бульона и большой каменной бутылью с горячей водой.

– Я рада, что ты образумилась. Если бы только Арабелла смогла тоже взяться за ум! – рассудительно говорит Сесили, когда следующим днем они сидят в холодном салоне фермерского дома.

Врач осмотрел Летти и объявил здоровой, но она очень устала, и у нее болит в груди. Большую часть пути до фермы они прошли пешком, а потом их подвез проезжавший мимо автомобиль, так что до места назначения они добрались поздно. Утром Артур отправился в полицейский участок, чтобы сообщить о событиях прошлого вечера, а потом поехал на поезде в Лондон, чтобы посетить редакцию газеты, с которой сотрудничал.

– Она никогда этого не сделает, – говорит Летти. – Она твердо решила.

Сесили молчит. Горничная приносит им чай и тосты с анчоусами. Тосты выглядят остывшими и неаппетитными, паста из анчоусов намазана совсем тонким слоем. Летти пробует чай, он водянистый. Внезапно ее охватывает тоска по дому, по теплу сообщества, по тамошнему комфорту и вкусной, никогда не кончающейся еде. Жизнь вне дома, понимает она, будет много труднее той, к которой она привыкла. Будут вызовы, которых она еще не сознает, столкновения с более существенными проблемами, чем плохой тост и отвратительный чай.

Это цена, которую надо платить за независимость и свободу.

Когда горничная уходит, Сесили протяжно вздыхает и говорит:

– Не могу поверить, что она неисправима.

– Она тверда, – отзывается Летти. – Мы говорили об этом. Я полагаю, в душе она знает, что Возлюбленный – извини, преподобный Филлипс – пустое место, однако привыкла опираться на свою веру в него. Это придает ее жизни смысл, который она искала. Подобным образом некоторые помешаны на политике, или на искусстве, или на чем угодно.

– Политику я могла бы принять, – с горечью говорит Сесили. – По крайней мере, тогда мы сохранили бы наше наследство.

– У тебя по-прежнему есть свои деньги, – замечает Летти. – А дом всегда принадлежал Арабелле.

Сесили снова вздыхает:

– Это так. Но она была – и есть – явно не в своем уме. Мне все равно, что сказал судья. По справедливости, Хэнторп следовало отобрать у нее до того, как она подарила его этому маньяку и его дурацкой женской стае.

Сесили делает глоток чая. Она смотрит поверх фарфоровой чашки на Летти и, когда возвращает чашку на блюдце, спрашивает:

– И все это было правдой? Те скандальные истории о том, что творится в доме? Я знаю, он делал всякие гадости, да еще и на людях. Все мы слышали, как он выбирал себе жен на неделю и сочетал браком кого попало с кем попало.

– Не совсем так, – отвечает Летти. – На людях ничего не делалось, а браки должны были быть исключительно духовными. Однако подозреваю, что это был способ удерживать паству и гарантировать себе финансовую поддержку. Он сочетал браками только богатых.